Джон Карр - Все приключения Шерлока Холмса

В тот день я Холмса больше не видел, зато хорошо представлял, где и как он провел его. Ибо Лэнгдейл Пайк был для моего друга своего рода живой энциклопедией всевозможных скандалов и происшествий. То был довольно странный и скользкий тип, проводивший большую часть времени в клубе на Сент-Джеймс-стрит. Он узнавал и передавал все сплетни, циркулировавшие по городу. Поговаривали, будто он зарабатывает четырехзначную сумму, еженедельно пописывая статейки в бульварные газеты, пользующиеся популярностью у людей с самыми низменными вкусами. Когда в грязных и темных глубинах лондонской жизни заваривалась какая-то каша, происходило нечто необычное или странное, Пайк отмечал это с автоматической точностью прибора, установленного на поверхности. В тайне от всех Холмс порой помогал Лэнгдейлу, подкидывая какие-нибудь горячие новости, а тот, в свою очередь, помогал ему.

Явившись на следующий день на Бейкер-стрит с утра пораньше, я узнал от своего друга, что все идет хорошо. Однако нас поджидал неприятный сюрприз. Почтальон принес телеграмму:

«Пожалуйста, приезжайте немедленно. Ночью дом моей клиентки был ограблен. Полиция уже уведомлена.

Сатро».

Холмс присвистнул.

– Драма подошла к кульминации быстрее, чем я ожидал. За этим делом явно стоит мощная движущая сила. Впрочем, после всего, что я слышал, это меня ничуть не удивляет, Уотсон. Этот Сатро, ее адвокат… Боюсь, я совершил ошибку, не попросив вас остаться переночевать на вилле и быть начеку. Адвокат оказался человеком ненадежным. Что ж, нам ничего не остается, как снова ехать в Харроу-Уилд.

Виллу «Три конька» мы обнаружили далеко не в том образцовом и благостном состоянии, как накануне. У ворот в сад стояла кучка зевак, пара констеблей осматривала окна и клумбы с геранью. Зайдя в дом, мы встретили пожилого седовласого господина, представившегося адвокатом. Поблизости вертелся энергичный розовощекий инспектор полиции, приветствовавший Холмса как старого знакомого.

– О, мистер Холмс, счастлив вас видеть, но, боюсь, вас сегодня потревожили понапрасну. Самое обычное, заурядное ограбление, так что наша бедная полиция вполне способна справиться. Эксперты ни к чему.

– Уверен, что дело попало в надежные руки, – ответил Холмс. – Так вы говорите, самое обычное ограбление?

– Именно так. И разбойников этих мы знаем, и где их искать – тоже. Это люди из банды Барни Стокдейла, у них есть там еще такой здоровенный ниггер. Их здесь видели… свидетелей полно.

– Отлично. И что же они похитили?

– Да не так уж и много. Миссис Мейберли усыпили хлороформом, дом же был… А вот и сама хозяйка!

В комнату, опираясь на руку маленькой хрупкой служанки, вошла миссис Мейберли с бледным лицом и болезненным видом.

– Вы дали мне хороший совет, мистер Холмс. – Она выдавила улыбку. – Увы, я не смогла воспользоваться им. Не хотелось беспокоить мистера Сатро, вот и осталась одна без всякой защиты.

– Я сам узнал об этом только сегодня утром, – вставил адвокат.

– Мистер Холмс посоветовал мне пригласить кого-то из знакомых в дом. Я пренебрегла его советом и поплатилась за это.

– Выглядите вы неважно, – заметил Холмс. – Возможно, вам трудно рассказать мне, что же произошло.

– Тут все записано. – Инспектор постучал пальцем по пухлому блокноту.

– Но если леди все же в состоянии, не слишком утомлена…

– Да рассказывать особенно нечего. Не сомневаюсь, что именно бесчестная Сьюзен обеспечила им доступ в дом. Описала им все с точностью до дюйма. Мне на лицо накинули дурно пахнущую тряпку – теперь я знаю, что это был хлороформ, – зажали ею рот и нос. Сколько времени я пробыла без сознания, не помню. А затем, когда очнулась, вдруг увидела: один мужчина стоит подле моей постели, а другой роется в вещах моего сына. И как раз в этот момент достает из коробки какой-то сверток. Тот развернулся, и что-то посыпалось на пол. Тут я вскочила и набросилась на грабителя.

– Вы очень рисковали, – озабоченно заметил инспектор.

– Я вцепилась в него и держала, но он вырвался, а тот, второй, он вроде бы ударил меня, но точно не помню. Наверное, служанка услышала шум, распахнула окно и стала кричать. Соседи вызвали полицию, но негодяи успели уйти.

– Что они забрали?

– Не знаю, едва ли что-то ценное. Во всяком случае, в багаже сына ничего такого не было, уверена.

– Так, значит, никаких следов?

– Пожалуй, только один. Листок бумаги, я успела вырвать его из рук разбойника, с которым боролась. Он лежал, весь измятый и скомканный, на полу. Исписан почерком моего сына.

– Стало быть, ценности никакой не представляет, – снова вмешался инспектор. – Иначе бы грабители…

– Вот именно, – вставил Холмс. – Сколько, однако, здравого смысла в ваших рассуждениях, инспектор. Тем не менее мне было бы любопытно взглянуть на этот листок.

Инспектор извлек из блокнота сложенный вдвое лист бумаги.

– Никогда не пропущу ни единого вещественного доказательства, – хвастливо заявил он. – И вам советую следовать тому же правилу, мистер Холмс. Я уже четверть века на службе, кое-что понимаю. Всегда есть шанс обнаружить отпечатки пальцев, что-то в этом роде.

Холмс внимательно осмотрел бумагу.

– И что вы об этом думаете, инспектор?

– Думаю, это конец какой-то странной новеллы или романа.

– Да, возможно, это действительно конец некой странной и занимательной истории, – задумчиво произнес Холмс. – Заметили, что страница пронумерована вверху? Двести сорок пятая. Где же остальные двести сорок четыре?

– Наверное, грабители унесли. Вот дураки! Много им от этого пользы!

– А вы не видите ничего необычного в том, что ночью в дом врываются люди с целью украсть рукопись? Это вам о чем-нибудь говорит, инспектор?

– Да, сэр. О том, что в спешке эти негодяи хватали все, что попадет под руку. Представляю, как они обрадовались, когда разглядели свой улов!

– Зачем им было рыться в вещах моего сына? – спросила миссис Мейберли.

– Ничего ценного внизу не нашли, вот и полезли наверх посмотреть, чем там можно поживиться. Я так понимаю. А вы что скажете, мистер Холмс?

– Я должен подумать, инспектор. Подойдите сюда, к окну, Уотсон.

Мы встали поближе к свету, и он прочел мне запись, сделанную на листке бумаги. Начиналась она с середины предложения.

«…лицо обильно кровоточило от порезов и ссадин, но все эти муки были просто ничто. Сердце его обливалось кровью при виде этого прекрасного лица, лица, ради которого он был готов пожертвовать жизнью. Она спокойно взирала на его агонию и унижение. А потом улыбнулась… да, клянусь Богом, она улыбалась, потому что была жестоким, бессердечным его врагом. Он не сводил с нее глаз, и в этот момент умерла любовь и родилась ненависть. Должен же хоть ради чего-то жить мужчина. И если бы не твои объятия, моя дорогая, я погубил бы тебя, отомстил бы тебе сполна».