Джон Карр - Все приключения Шерлока Холмса

Нежелательную правду воспринимают плохо. Когда выступавший сел, раздались возмущенные возгласы и поднялся нахмурившийся Макгинти.

– Брат Моррис, – заговорил он, – ты всегда был ворчуном. Пока члены этой ложи держатся дружно, в Соединенных Штатах нет силы, способной причинить им вред. Успокойся, разве так уж часто приходилось нам представать перед судом? Думаю, большие компании решат, подобно малым, что проще платить, чем вести борьбу. А теперь, братья, – при этих словах Макгинти снял черную шапочку и епитрахиль, – с делами ложи на сегодняшний вечер покончено, остался один маленький вопрос, о котором можно сказать, когда будем расходиться. Настало время по-братски посидеть за накрытым столом.

Поистине удивительна человеческая природа. Для этих людей убийство было привычным делом, они не раз убивали отца семейства, человека, против которого лично ничего не имели, не испытывая ни угрызений совести, ни жалости к плачущей вдове и беспомощным детям, однако нежная и трогательная музыка пронимала их до слез. У Макмердо был прекрасный тенор, и если бы он не снискал симпатии членов ложи раньше, то завоевал бы ее теперь, приведя их в восхищение песнями «Я сижу на ступеньке, Мэри» и «На берегах реки Аллан».

В тот вечер новичок стал одним из самых заметных братьев, уже предназначенным к продвижению и высокой должности. Однако чтобы стать достойным членом ложи, помимо добрых товарищеских чувств, нужны были и другие качества, и Макгинти напомнил о них до того, как окончился вечер. Когда бутылка виски несколько раз обошла стол, люди распалились и созрели для бесчинств, магистр снова встал и обратился к ним.

– Ребята, – заговорил он, – в городе есть человек, который ищет неприятностей, и вам нужно позаботиться, чтобы он получил их. Это Джеймс Стенджер из «Геральда». Видели, как он снова раскрывает пасть против нас?

Послышались одобрительный шепот и негромкие ругательства. Макгинти достал из жилетного кармана газету.

– «Закон и порядок!» Вот как он озаглавил свою статью. «Засилье террора в угольно-железорудном районе. Двенадцать лет прошло с тех пор, как первые убийства доказали существование в нашей среде преступной организации. С того дня эти грубые нарушения закона никогда не прекращались и теперь достигли такого уровня, что превратили нас в позор цивилизованного мира. Для того ли наша великая страна радушно принимает иностранцев, бегущих от деспотизма в Европе, чтобы они сами тиранили тех, кто предоставил им убежище? Чтобы под священной сенью звездного Флага Свободы воцарились террор и беззаконие, которые пробудят в нас ужас, если мы прочтем об их существовании в самой упадочной монархии Востока? Эти люди известны. Организация отнюдь не тайная. Долго ли нам это терпеть? Можно ли вечно жить…»

Ну, я прочел достаточно этого вздора! – Председатель швырнул газету на стол. – Вот что он говорит о нас. Я спрашиваю, как мы ответим ему?

– Убить его! – раздался десяток яростных голосов.

– Я возражаю против этого, – сказал брат Моррис, человек с высоким лбом и гладко выбритым лицом. – Братья, наша рука слишком тяжело опустилась на эту долину, и настанет время, когда все люди объединятся в самозащите, чтобы раздавить нас. Джеймс Стенджер – старик, уважаемый в городе и округе. Его газета поддерживает все здоровое в долине. Если этот человек будет убит, в штате поднимется такой переполох, что нас уничтожат.

– Ну и как они уничтожат нас, мистер Робкий? – воскликнул Макгинти. – С помощью полиции? Так ведь одна половина полицейских состоит у нас на жалованье, а другая боится нас. Или с помощью судов? Разве не судили нас раньше, и что из этого вышло?

– Это дело может повести судья Линч, – ответил брат Моррис.

Его предположение было встречено общим гневным криком.

– Мне достаточно только шевельнуть пальцем, – воскликнул Макгинти, – чтобы в город явились две сотни людей, которые из конца в конец очистят его. – Внезапно он повысил голос и грозно нахмурил густые черные брови. – Послушай, брат Моррис, я уже довольно долго присматриваюсь к тебе. У тебя нет мужества, и ты стараешься лишить мужества других. Для тебя настанет тяжелый день, брат Моррис, когда твое имя появится в повестке дня, и я думаю, что мне следует внести его туда.

Моррис смертельно побледнел и рухнул на стул, как будто у него подкосились колени. Он поднял дрожащей рукой свой стакан, выпил и только после этого ответил:

– Прошу прощения, высокий магистр, у вас и у всех братьев из ложи, если сказал лишнее. Я верный член ордена – вы все это знаете – и страшусь, как бы ложу не постигло зло; это и заставляет меня говорить взволнованно. Но я доверяю вашим суждениям больше, чем своим, высокий магистр, и обещаю больше не вызывать раздражения.

При этих покорных словах суровое лицо магистра смягчилось.

– Очень хорошо, брат Моррис. Мне самому было бы жаль, если бы пришлось преподать тебе урок. Но пока я занимаю это кресло, мы будем дружной ложей на словах и на деле. А теперь, ребята, – продолжал он, оглядывая общество, – скажу, что, если Стенджер получит все, чего заслуживает, неприятностей не оберешься. Издатели поддерживают друг друга, и все газеты в штате начнут призывать полицию и войска. Но полагаю, вам удастся сделать ему очень серьезное предупреждение. Займешься этим, брат Болдуин?

– Конечно! – пылко ответил молодой человек.

– Сколько людей возьмешь?

– Пятерых и еще двух охранять дверь. Пойдешь ты, Гоуэр, ты Мэнсел, ты, Скэнлен, и двое Уиллоби.

– Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, – сказал председатель.

Тед Болдуин взглянул на Макмердо, и по глазам его было видно, что он ничего не забыл и не простил.

– Ладно, пусть идет, если хочет, – мрачно отозвался Болдуин. – Этого достаточно. Чем скорее примемся за дело, тем лучше.

Общество разошлось с криками, воплями и обрывками пьяных песен. Бар все еще был переполнен кутилами, и многие братья остались там. Члены отправленной на задание маленькой банды шли по тротуару врозь, чтобы не привлекать к себе внимания. Ночь была очень холодной, полумесяц ярко сиял в морозном, усеянном звездами небе. Молодые люди собрались во дворе перед высоким зданием. Между ярко освещенными его окнами блестела надпись, сделанная золочеными печатными буквами: «Вермисса геральд». Изнутри доносился лязг типографской машины.

– Ты, – сказал Болдуин Макмердо, – встанешь внизу, у двери, позаботишься, чтобы дорога нам была открыта. С тобой останется Артур Уиллоби. Остальные идут со мной. Не бойтесь, ребята: у нас есть десяток свидетелей, которые подтвердят, что сейчас мы находимся в баре «Дома согласия».

Время близилось к полуночи, и улица была бы безлюдной, если бы не несколько возвращающихся домой гуляк. Компания перешла дорогу, и, распахнув пинком дверь редакции, Болдуин со своими людьми побежал вверх по лестнице. Макмердо и еще один человек остались внизу. Из комнаты наверху раздались крик, вопли о помощи, затем топот ног и грохот падающих стульев. Через несколько секунд на лестничную площадку выбежал седой человек.