Коллектив авторов - Спросите полисмена

Из всех предыдущих догадок подтвердилась лишь та, что мистер Миллс продавал сведения на сторону, и, возможно, его уволили, но, глядя на хитренькую и самодовольную физиономию секретаря, Роджер решил, что подобная мелочь едва ли превратит в убийцу человека пошиба Миллса.

Что до «горя, какое он причинил моей матери» и прочих завлекательных мотивов, то они тоже быстро развеялись. Карьера мистера Миллса была известна едва ли не по часам. И все, что он говорил о себе, можно было подтвердить во всех деталях из независимых источников. Мистер Миллс был одним из четырех детей дипломированного бухгалтера. Его родители жили и здравствовали. Он получил самое обычное образование в местной средней школе и в Ноттингемском университете. Потом окончил курсы секретарей. Занимал и другие посты и мог представить лучшие рекомендации. На службу к лорду Комстоку Миллс поступил два года назад. Эдакая чудненькая сага про «молодого человека, который выбился в люди».

Разбитый и понурый Роджер поблагодарил мистера Миллса. У него едва хватило сил задать вопрос про Эмили. Мистер Миллс не выказал ни малейшей неловкости. Эмили – молодая женщина твердых правил и обручена с помощником галантерейщика в Уинборо, отличная кандидатура для нее во всех отношениях. Мистер Миллс может еще что-нибудь сделать для мистера Шерингема?

Нет, спасибо (ну как теперь предъявишь мистеру Миллсу пистолет?). Если только… Перед глазами у Роджера внезапно мелькнула тревожная картинка: он недавно видел, как один человек с легкостью положил предмет на очень высокую полку.

– Давно тут работает Скотни?

– Около месяца.

– Как он вам?

– Вполне удовлетворителен.

– Где он прежде работал?

Мистер Миллс любезно сходил за папкой, озаглавленной «Домашняя прислуга», энергично полистал ее и достал пачку листов.

– Вот, пожалуйста. Три года. Доктор Слейтер, Кенсингтон. Отличные рекомендации. Трезв, усерден, надежен, исполнительный работник. А в чем дело? С ним что-то не так?

– Насколько мне известно, все в порядке, но в таком дознании хотелось бы знать про всех свидетелей. Это его заявление о приеме на работу? Можно взглянуть?

– Конечно.

В письме не было ровным счетом ничего примечательного, за исключением почерка.

– Он пишет как человек образованный, верно? – заметил Роджер.

– Да. Надо думать, Скотни знавал лучшие времена, как и многие в наши дни. Иногда я слышу, что он говорит как человек много выше по положению. Жаль бедолагу.

– Интересный человек, и лицо приятное. – Роджер всмотрелся в приложенную к заявлению фотографию. – Похоже, у него были серьезные проблемы. Не возражаете, если я на день-другой оставлю у себя письмо и фотографию?

– Нисколько. Только потом верните.

– И мне бы хотелось записать адрес доктора Слейтера.

– Пожалуйста.

– Кстати, почему бывший водитель уволился?

– Небольшая авария, – ответил Миллс. – Ни в коей мере не по его вине. Какой-то идиот налетел на машину, стараясь повернуть за крутой поворот на пятидесяти милях в час. К несчастью, Комсток в тот момент находился в автомобиле.

– Шофер пострадал?

– Нет, никто не пострадал. Решительно никакого вреда, только полдюйма краски с одного крыла слетело. Но Комсток ведь священная корова, понимаете. Когда он тут, несчастные случаи просто не могут происходить. А если происходят, то виноват ты или нет, тебя вышвыривают. Это всегда ясно давали понять, принимая на работу.

– Полагаю, у Скотни с тех пор, как он к вам поступил, аварий не случалось?

– Нет, ничего подобного. Вы думаете, бывший водитель затаил обиду?

– Такая мысль приходила мне в голову.

– Тогда выбросьте ее. Он получил отличную компенсацию.

– Понимаю. Большое спасибо за все.

По пути в город Роджер прокручивал в голове новую версию. Он никак не мог избавиться от картинки: вот высокий шофер легко кладет форсунку на полку далеко над головой, гораздо выше, чем мог бы дотянуться сам Роджер. Он снова перечитал заявление. К нему было приложено объявление о найме, в ответ на которое его послали. Роджер заметил, что вопреки расхожей практике, в объявлении вместо адреса – Хорсли-лодж – указан номер почтового ящика. Все знали, кто живет в Хорсли-лодж.

В Кенсингтон Роджер попал только под вечер. Доктор Слейтер закончил прием пациентов и собирался обедать. Однако он был так добр, что согласился сразу принять мистера Ширингема.

– Скотни? – повторил он. – Да, отличный работник и надежный человек. Я был очень расстроен, что он ушел от нас, особенно так быстро и не известив заблаговременно. Но оплата на новом месте была почти вдвое больше той, какую я мог себе позволить, и мне не хотелось стоять у него на пути. Искренне надеюсь, что Скотни не попал в неприятную ситуацию.

Роджер полагал, что попал, но ответил неопределенно: в том смысле, что наниматель Скотни внезапно скончался и оставил его без работы.

– Чем он занимался до того, как поступил к вам?

– Кажется, Скотни работал журналистом.

– Журналистом?

Роджер навострил уши. Как боевой конь в Книге Иова, он бил копытом и чуял битву среди пения труб.

– Он был моим пациентом, – продолжил доктор Слейтер. – В то время я держал практику в бедном квартале Ислингтона, и Скотни был у меня на комиссии. Бедняга находился в скверном состоянии. Пневмония, но вызванная тревогой, ослаблением организма из-за голода и нехватки одежды. Его жена незадолго до того умерла родами. Весьма тяжелый случай. Настолько я понял, с ним скверно обошлись.

Роджер пробормотал что-то сочувственное.

– Не знаю, известно ли вам что-нибудь о мире журналистики, – произнес врач, – но если известно, то вы поймете, как он может сломать человека. Прежде все было неплохо, но сейчас огромные синдикаты берут молодых, подающих надежды людей, изматывают их работой, пока они не валятся с ног, выжимают насухо и выбрасывают на улицу. Я десятки раз видел подобное. Синдикатам не важно, что будет с беднягами, всегда найдутся новые. Улицы полны таких инвалидов и призраков, людей, которые год или два назад зарабатывали по двадцать, тридцать, пятьдесят фунтов в неделю, а теперь благодарны, если удается написать за кого-то колонку ради пары шиллингов. Вам может показаться, будто я слишком из-за этого горячусь, но стоит мне подумать о паре-тройке своих близких друзей… Зная, что ждет выдохшегося журналиста, я принял участие в судьбе Скотни. Я мало мог для него сделать, поскольку сам далеко не богат, но когда он сказал, что с журналистикой покончил и готов взяться за любую работу, предложил ему стать моим водителем. Скотни проработал у меня три года, а когда ему представился шанс двойной оплаты, я, разумеется, сразу отпустил его.

– Он вам не говорил, в чей дом поступает?