Эшли Уивер - Смерть надевает маску

Я взяла его за руку, и Майло повел меня на танцевальную площадку. Наши глаза встретились снова, и он притянул меня к себе. Все остальные просто растворились в воздухе. Остались только мы – и музыка.

Мы забылись в нежных звуках, и я как никогда ощущала тяжесть его руки на своей спине, тепло его тела… Мы почти касались друг друга лицами, и я чувствовала изысканный аромат его средства после бритья, смешивающийся с запахом накрахмаленного воротника.

– Помнишь ту ночь в Париже? – спросил Майло.

– Да, – прошептала я в ответ.

Я знала, о какой ночи он говорит. Последняя ночь нашего медового месяца, о каких рассказывают сказки… Под медленные, пьянящие звуки оркестра мы танцевали до полуночи, а затем гуляли под луной по берегу Сены. Я прижималась к нему и думала, в наивной и блаженной дымке юности, что свет, гуляющий по волнам, – это отблески моего счастья.

Мы остановились на мосту, и я облокотилась о балюстраду и посмотрела вверх.

«Как же я счастлива», – сказала я тогда.

А Майло взглянул на меня – так, словно увидел в первый раз.

«Как же ты красива, – произнес он, и голос его дрогнул, как никогда не дрогнул бы от обычного комплимента. – Я очень люблю тебя, Эймори».

А затем нагнулся и поцеловал меня: от любви, которая жила во мне, почти закружилась голова. Оглядываясь назад, я не могу вспомнить, была ли когда-нибудь счастливее.

И даже сейчас, когда наш брак едва не потерпел крах, я почувствовала отголосок того момента абсолютной эйфории. Майло всегда знал, что сказать, знал, что я почувствую, если вспомнить ту ночь… Именно это я в нем любила и ненавидела: он мог запросто заставить меня забыть все, что надо помнить, и вспомнить вещи, которые хотелось забыть.

– Сейчас ты красива так же, как и тогда, – сказал муж. – И даже красивее. – Он обнял меня еще крепче. – Невозможно обнять тебя вот так и не вспомнить ту ночь.

Мое сердце билось в безумном темпе, и я заставила себя сделать несколько медленных глубоких вдохов. Я боялась отвечать. Слишком легко было забыться от головокружительного искушения.

– Пойдем наверх, – прошептал Майло мне на ухо. – Эймори, давай проведем эту ночь вместе.

Я закрыла глаза. Не хотелось ничего – лишь отдаться ему, забыть обо всем, кроме собственной любви… Но если я это сделаю, то ничего, ничего не изменится.

Я не могла. Нельзя допустить, чтобы все продолжалось так, как раньше.

Я шагнула назад и вместо его тепла ощутила холодный воздух.

– Майло, я не могу, – произнесла я напряженно.

– Почему? – Майло все еще держал мои ладони в своих и поглаживал их большими пальцами.

– Хочешь правду?

– Конечно.

Я посмотрела на руки и осторожно высвободила их.

– У нас с тобой все будет хорошо, если ты будешь вести себя как муж, будешь заботиться обо мне всегда, а не только когда есть опасность меня потерять… Я отчаянно люблю тебя, Майло, – прошептала я; на глазах выступили слезы – еще чуть-чуть, и они покатились бы по щекам. – Но я не уверена, что могу тебе верить. А иногда любви недостаточно.

Я проснулась с тяжелым чувством… Вообще моя жизнь стала походить на жизнь героинь радиоспектаклей с разбитым сердцем, но ничего не поделаешь. Я выложила Майло все, что у меня на душе. Остальное зависит от него.

Позавтракав тостом и кофе, я ощутила, что готова действовать. Бал лорда Данмора завтра, и следует привести все в порядок. Сложности на личном фронте подождут.

Только я успела надеть легкий бледно-синий шерстяной костюм поверх крепдешиновой блузы, как зазвенел телефон. Я и не надеялась на то, что это Майло, а потому не была разочарована, когда вошла Винельда и сообщила: на линии инспектор Джонс. Больше того, я была рада его слышать. Теперь, когда у меня сформировался план по поимке убийцы, оставалось лишь убедить инспектора в том, что оно того стоит.

– Доброе утро, миссис Эймс, – поздоровался он, когда я взяла трубку. – Надеюсь, я вас не побеспокоил.

– Нисколько, инспектор. На самом деле я ждала вашего звонка. Есть кое-что, о чем мне хотелось бы с вами поговорить.

– Как удачно. Я как раз собирался пригласить вас сегодня днем на чашку чая. Вы знаете, где находится «Лайонс Корнер Хаус» на Пикадилли?

– Конечно, – ответила я, обрадовавшись, что он не пригласил меня в «Ритц».

– Вот и хорошо. Увидимся в четыре.

Без дальнейших церемоний он положил трубку. Джонс был не слишком разговорчив, но ведь в этом и нет ничего необычного.

Любопытно, почему на этот раз он не заехал ко мне домой? Впрочем, я не собиралась препираться по поводу места встречи.

Я повесила трубку и подумала, чем бы занять себя утром. Уверенности в том, что инспектор Джонс благосклонно отнесется к моему плану, не было, но мне нужно его убедить.

Второй телефонный звонок прозвучал сразу после ланча. И это снова был не Майло.

– Вы ни за что не поверите, миссис Эймс, – сказала миссис Баррингтон сходу, – я нашла свою брошь в виде Эйфелевой башни! Она лежала в моей шкатулке на камине!

Это было очень неожиданно.

– Не понимаю, миссис Баррингтон, – отозвалась я, стараясь скрыть удивление. – Что же, она сама там появилась?

– Да! Я весь дом перерыла, даже по нескольку раз, а потом и слуги все обыскали. Тогда брошки в шкатулке не было. Я совершенно уверена.

– Когда вы ее нашли?

– Только что. Искала спички и случайно открыла коробочку – а брошь тут как тут! Миссис Эймс, я не выдумываю. Раньше ее здесь не было.

Я верила ей. Миссис Баррингтон не была глупой. Уверена, она действительно перерыла дом вверх дном. А это значило лишь одно: кто-то положил брошку обратно в шкатулку.

– Когда вы в последний раз искали ее? – спросила я. Если она укажет точное время, нам удастся вычислить, кто имел доступ к шкатулке.

– Я уже сама пыталась вспомнить… По-моему, это было ночью перед ужином. Я хотела сделать последнюю попытку перед тем, как обращаться с проблемой к вам.

Значит, в последний раз она проверяла шкатулку за день до того вечера. И любой из гостей мог незаметно положить брошку на место… Я постаралась припомнить, чтобы кто-то вертелся у камина, но не смогла.

– Но зачем было возвращать ее в шкатулку? – спросила я.

– Не знаю, – вздохнула миссис Баррингтон. – Я пыталась понять, кто же это сделал, но во всем этом нет никакого смысла…

Тут прозвенел дверной звонок, и Винельда пошла к двери.

– Простите, миссис Баррингтон, – сказала я. – Кто-то пришел. Я вам перезвоню, хорошо?

– Да нет, все в порядке, – откликнулась она. – Просто решила, что вам необходимо это знать. Если что-то придет в голову, я вам снова позвоню.

Нахмурившись, я положила трубку. Зачем кому-то что-то красть, чтобы потом просто вернуть обратно? Не могут же они думать, что преступление никто не заметил.