Линда Лафферти - Проклятие Батори

Молчание.

– Так зачем вы мне позвонили?

– На случай, если ты вдруг получал какие-то известия от Дейзи, – сказал Джон. – Узнать, нет ли у тебя информации, которая поможет…

– Последние известия от нее были в ее блоге, открытом для всех ее друзей. Ни имейлов, ни звонков.

– А как называется ее блог?

– Aspen Goth Girl.

– Я разыщу ее, Кайл, – пообещал Джон и услышал на линии сопение.

– С ней все будет в порядке?

– Да… Надеюсь, – сказал Джон и добавил: – Конечно.

Он постарался отогнать чувство, что сейчас просто морочит мальчишке голову.

Чахтицкий замок

28 декабря 1610 года

Его глаза в ужасе раскрылись.

Пальцы вцепились в простыню. Он сел, хватая ртом воздух, и уставился на распятие на противоположной стене.

Зузана отскочила и пролила воду из кувшина в руках.

– Где я? – прокаркал он.

– О, Янош, Янош! – закричала она, поставив кувшин и обнимая его. Пламя свечи колыхалось, отчего их тени плясали на оштукатуренных стенах.

– Где я? – Его дыхание прерывалось резкими хрипами.

– Янош, успокойся. Ты в Чахтицком замке. Графиня настояла, чтобы за тобой ухаживали под ее крышей.

– Где… Где она?

– Не знаю. Я все время была рядом с тобой. Я…

Вида принесла миску супа.

– Янош! – прошептала она, закрыв за собой дверь. – Лихорадка прошла!

Янош невидяще уставился перед собой.

– Где сейчас графиня, в эту минуту? – повторил он. – Даже во сне я чуял обгоревшие кости зла.

Зузана с Видой переглянулись. Он все еще был в лихорадке.

Вида содрогнулась.

– Сейчас мерзкая ведьма истязает женщин. Она была в восточной части двора, над подземельем, и хохотала, когда они замерзали насмерть, моля о милосердии.

– Они и сейчас там?

– Нет, стража выбросила замерзшие тела за стены, предварительно выпустив из них кровь. Ночью волки сожрут их и растащат кости.

Янош привстал на постели, с трудом опираясь на локти.

– Скажите Алойзу, пусть подготовит моего коня. Я должен скакать в Вену, – велел он.

– Янош, ты слишком ослаб, – сказала Зузана. – Ты не можешь никуда ехать.

– Я должен сказать королю. Я не доверяю графу Турзо. Она уже сейчас должна быть арестована!

– Давай мы тебе поможем, – настаивала Зузана. – Я умею скакать верхом. Ты же знаешь.

Янош посмотрел на нее. Вспыхнуло воспоминание, как маленькая девочка скачет на маленькой лошадке по лугам Эстергома.

– И знаю дорогу в Вену, – говорила она, не собираясь отступать. – Я много раз ездила туда с графиней.

– Конечно, ты умеешь ездить верхом, но не на белом жеребце, – возразил он. – Тебе нужно переодеться в мужское платье и ехать как мужчина. Но разбойники на дороге, турецкие войска…

– Я ускользну от них. У меня молодые глаза и уши. Дай мне резвую лошадь.

Он улыбнулся, увидев возбуждение в ее глазах от возможности поскакать на коне сквозь ветер и дождь. Вырваться из Чахтицкого замка навсегда. И тут кровь отхлынула у него от лица, он упал на подушку и закрыл глаза.

– Тебе нужно отдохнуть, а то лихорадка того и гляди вернется, – сказала Зузана, беря его за руку. – Вида, передай Алойзу, чтобы тихонько пробрался через кухню к хозяину. И пусть принесет свою одежду для верховой езды.

Янош кивнул, силясь открыть глаза. И старался собраться с мыслями.

Зузана пошарила в постельном белье и нашла клок белой гривы. Она вложила его в руку Яношу, влажную от пота. Он уставился на талисман, потом сжал в руке и закрыл глаза.

– Но мы с тобой, Вида, должны разыскать книгу учета, – сказал конюший. – Этими страницами графиня будет проклята навеки.

Чахтицкий замок

28 декабря 1610 года

Свиту графини подняли пораньше.

– Вставайте! Вставайте скорее! – кричала Гедвика, хлестая сонных служанок.

Девушки, тревожно переглядываясь, вскакивали с постелей. Ломая толстую корку льда, образовавшуюся за ночь на поверхности тазов, они принялись наскоро умывать лица.

– Поторапливайтесь! Графиня отбывает!

В туалетной комнате графини горели факелы. Горничные раскладывали на широких столах платья и фартуки. Все морщинки на шелке и льне заботливо разглаживались, а две женщины укладывали одежды в кедровый сундук.

– Возьмите все мои лучшие платья, – велела графиня, влетая в комнату. – Я буду в компании королевских особ. И мои самые теплые меха. Зимой трансильванские ветры сильно кусаются…

Служанки вздрагивали от этих слов, опасаясь прежде всего за свои жизни. Ведь если госпоже станет холодно или она не досчитается какого-нибудь наряда, им не сдобровать…

– Кого же из нас она возьмет с собой? – шептались они. – И почему она уезжает в такой дикий край?

– Загрузите экипажи и подготовьте всех к отъезду!

– Когда мы отправляемся, графиня? – спросила Гедвика, убирая с лица непослушную прядь волос.

– Когда услышите кошачьи крики, – ответила графиня. – Скоро. Но сначала я должна принять ванну – и получить удовольствие.

Она подошла к зеркалу и потрогала лицо.

– Я не могу позволить, чтобы он увидел меня такой старой и усталой.

Конюшни Чахтицкого замка

28 декабря 1610 года

Конюхи отбросили с черной кареты темные покрывала. На лакированном дереве и гербе Батори на двери – красных волчьих зубах – блестела изморозь.

Эрно Ковач велел Алойзу и конюхам вынести сундуки графини из замка. Стражники настороженно наблюдали за их работой, следя, чтобы кто-нибудь не запустил свои ловкие пальцы в сокровища госпожи.

– Ну, что, пора запрягать? – спросил Алойз.

– Нет еще. Держи лошадей наготове, – сказал Ковач.

– Как жаль, что графиня встретит Новый год в дороге, – посетовал Алойз. – Я слышал, это дурная примета.

Ковач тут же отвесил ему затрещину.

– Заткни свою невежественную пасть, – сказал он и отвернулся, а Алойз посмотрел на напряженные лица других стражников.

Самый юный из мальчишек-конюхов, Халек, принес, прижимая к груди, берестяной ларец и посмотрел на шишковатые глаза на белой коре. Они уставились на него, не мигая.

Нога мальчика скользнула по инею на каменном полу.

– Нет! – закричал мальчик, выронив свой груз.

Из ларца высыпалось содержимое, и по камням зазвенел металл.

Белый жеребец встал на дыбы в своем стойле, рассекая воздух передними копытами.

Алойз с ужасом уставился на рассыпавшиеся по полу предметы.

В свете факелов сверкнули клинки острых ножей. По каменным плитам рассыпались иглы толщиной с мизинец. Ножницы с засохшей на лезвиях кровью. Почерневшие от углей щипцы разинули свою пасть.

– Что все это значит?! – послышался чей-то голос.

Алойз узнал повара из барака, который, как и конюхи, в ужасе выпучил глаза.

– Значит, она берет в дорогу эти инструменты? Что за страшные дела она творит!