Эй. Джи. Рич - Рука, кормящая тебя

Прежде чем отправиться на встречу с Селией, я позвонила в офис коронера, чтобы сообщить настоящее имя «Беннетта» и закрыть вопрос об опознании тела. Потом позвонила бостонскому детективу и сообщила ему то же самое. Он сказал мне «спасибо» таким скучающим голосом, что я чуть было не высказала ему: «Может, для вас это дело закрыто, но для меня еще нет». Конечно, я этого не сказала, но снова озвучила свои опасения насчет Саманты. Меня не покидало стойкое ощущение, что вчера ночью я была в лесу не одна, и только Саманта знала о том, что я собираюсь поехать к Пэт. Но у меня не было никаких доказательств.

Кабинет Селии располагался на Восемьдесят седьмой улице, на первом этаже солидного старого здания из красновато-коричневого песчаника. Я пришла чуть пораньше, и мне пришлось ждать в приемной, пока Селия не закончит с предыдущим посетителем. Я взяла какой-то буддистский журнал и прочитала начало статьи «Искусство быть неправым». На столе лежали и другие журналы. Например, «Rolling Stone» – наследие тех далеких времен, когда Селия пела с Лу Ридом.

Когда Селия пригласила меня в кабинет, я сразу же заговорила, даже не дождавшись вопроса, как у меня дела. Мы с Селией виделись на прошлой неделе, но за это время случилось так много всего… Я рассказала ей о Саманте и Пэт и спросила:

– Беннетт специально выискивал вечно встревоженных, не уверенных в себе женщин или сам превращал их в таких?

– Опытный социопат легко обманет любую женщину. Ты должна это знать. Ведь ты об этом и пишешь в своем дипломе?

– Я уже не уверена насчет своего диплома.

– Ты считаешь, что Беннетт что-то в тебе изменил? Изменил твою личность?

– Как я могла быть настолько слепой? Где та грань, за которой кредит доверия человеку провоцирует опасное поведение? Когда я должна была сообразить? Когда он отказался показать мне свою квартиру? Когда он в очередной раз не захотел познакомиться с моими друзьями? – Я вдруг поняла, что сижу на самом краешке дивана. – Слабость Пэт заключалась в том, что ей хотелось добиться признания как художника. В чем была моя слабость? У всех нас должно быть что-то общее. Что у нас общего?

– А оно обязательно должно быть?

– Он всех нас обманывал.

– Думаешь, доверие следует заменить подозрительностью?

– Похоже на то. Я не хочу быть циничной, не хочу становиться озлобленной на весь свет. Но я хочу разобраться, хочу понять… Вот почему мне надо встретиться с его матерью.

– Ты узнала, кто он такой?

– Пэт сообщила мне его настоящее имя. Джимми Гордон. И рассказала, как найти его мать.

– И что, по-твоему, ты получишь от встречи с его матерью?

– Возможно, она захочет забрать тело.

– Нет, я спрашиваю о другом. Что эта встреча даст лично тебе ?

– Что бы я ни узнала, все равно это лучше того, что я могу себе нафантазировать. Определенность все-таки лучше неведения, – сказала я и сама испугалась. На меня вдруг обрушилась вся тяжесть сложившейся ситуации.

– Это вообще твое дело или дело полиции?

– Настолько я поняла, дело закрыто. Он убил Сьюзен Рорк. Мои собаки убили его самого.

– А как продвигается твой диплом? Ты продолжаешь исследования?

– Так это и есть мое исследование. Ты же мне скажешь, если меня занесет не туда? В смысле, если я буду делать что-то совсем ненормальное?

– У тебя очень хорошая интуиция. Надо ей доверять.

Когда я вернулась в Уильямсберг и вышла на Лоример-стрит, я поняла, что умираю от голода. Я зашла в «Бейглсмит» на углу и взяла большой сэндвич с салями, сыром и жареным красным перцем. Ветра не было, так что я шла по улице не торопясь и ела прямо на ходу. Сэндвич был съеден уже наполовину, когда я заметила маленькую беленькую собачку. Она бежала по улице без поводка, совершенно одна. Я огляделась в поисках хозяина, но увидела только юную парочку. Парень с девушкой тоже заметили собачку и теперь окликали ее. Я присела на корточки, достала из сэндвича ломтик салями и зацокала языком, пытаясь привлечь внимание собачки. По улице ехал грузовик. Я выбежала на проезжую часть и замахала руками, чтобы он остановился. Молодые люди продолжали звать собачку, но та бежала вперед, не разбирая дороги. Я боялась, что все это может закончиться очень печально.

И тут я увидела, как какой-то мужчина слез с велосипеда и медленно приблизился к собачке, не глядя на нее. Я вспомнила, что это такой специальный прием, чтобы завоевывать доверие бродячих животных: нельзя смотреть прямо на них. Мужчина похлопал себя по ноге, подражая движениям виляющего хвоста, причем он знал, что руку надо раскачивать справа налево – так виляют хвостом дружелюбно настроенные собаки. Если собака виляет хвостом слева направо, это указывает на агрессию. Я начала вспоминать – вспоминать, как правильно. Я подошла поближе к этому мужчине и только тогда разглядела, что это Маккензи.

– Привет, – сказала я. – Ты знаешь, чья это собачка?

– Погоди полминутки.

Он попросил дать ему сэндвич.

Я разделила булку на две части и положила одну половину на тротуар в двух шагах от Маккензи. Он опустился на корточки и велел мне не двигаться. Парень с девушкой уже успели сообразить, что за дело взялся человек, который кое-что в нем понимает, и тоже замерли, наблюдая за действом, обещавшим счастливый конец истории.

Маленькая беленькая собачка припала к земле, спрятавшись под машиной, припаркованной у тротуара. Я присела на корточки рядом с Маккензи. Мы оба ждали. Мы не разговаривали. Прошло пять минут. Собачка выползла из-под машины и прикончила сэндвич в два укуса.

Несведущий человек в этот момент попытался бы схватить собачку, но Маккензи тихонько открыл свой рюкзак, достал потрепанный нейлоновый трос, быстро сделал петлю на одном конце и бережно надел этот импровизированный ошейник на шею собачки, что-то ласково ей шепча. Собака, судя по виду, не чувствовала себя пойманной. Наоборот, она казалась вполне довольной.

Маккензи наконец обернулся ко мне.

– У меня важная встреча, на которую я уже опоздал. Можешь взять это чудо домой, пока мы не найдем ей передержку или добрые руки?

Две моих собаки находились в приюте на строгом режиме, но, разумеется, я не могла не взять «это чудо» домой.

Я взялась за импровизированный поводок.

– Я тебе позвоню, – сказал Маккензи.

Собачка рванулась к нему, явно не желая с ним расставаться.

– Нет, малыш. Ты пойдешь со мной.

У меня дома осталась целая куча собачьего корма, и в первый раз после смерти Беннетта у меня дома опять появилась собака.

Я подхватила собачку на руки, принесла ее домой и первым делом достала две миски. В одну налила воду, в другую насыпала сухой корм. Собачка жадно набросилась на угощение. Мне всегда нравилось слушать, как собаки едят. Наевшись, собачка запрыгнула ко мне на колени так легко и аккуратно, что сначала я даже не поняла, что произошло. Я осторожно погладила ее между лопатками, пытаясь нащупать крошечный, с рисовое зернышко микрочип. Но микрочипа, похоже, не было. Прощупывались только тоненькие позвонки. Собачка весила не более девяти килограммов. Я наполнила кухонную раковину теплой водой и опустила туда собачку. Она совершенно не сопротивлялась, казалось, ей нравилось, что ее моют. Потом я вытирала ее полотенцем, и именно в эти минуты придумала имя. Большие черные глаза были похожи на две оливки, и я назвала ее Оливкой. Вечером, ложась спать, я уговорила ее пойти со мной в спальню. Проснувшись посреди ночи, я обнаружила, что Оливка спит у меня на груди. Мне надо было перевернуться, и я сдвинулась медленно и осторожно, чтобы ее не потревожить. Но можно было и не осторожничать. Оливка перевернулась вместе со мной, перекатившись, как бревнышко, и при этом оставшись сверху.