Сара Джио - Последняя камелия

– Да. Похоже, я определил план места действия. – Он прижал палец ко лбу, словно вспоминая какую-то деталь. – А знаешь что? Сегодня в городе произошло нечто крайне необычное.

– Что же?

– Я встретил парня из Нью-Йорка. Из Бронкса.

Я вздрогнула. Это должно быть совпадение.

– Жаль, не могу вспомнить его имя. То ли Том, то ли Шон. Он сказал, что приехал сюда к своей подруге. В общем, мир тесен, а?

– Да, – кивнула я, ощущая, как на меня наползает прежний страх.

На мгновение мои мысли вернулись в лето 1985 года, к той ночи, которая навсегда изменила мою жизнь. Мне только исполнилось пятнадцать. Стоит жара, невыносимая жара. На полу теплицы № 4 в Нью-Йоркском ботаническом саду под моими ногами шуршат листья. Шон протягивает мне лопату и говорит: «Закапывай».

– Ты хорошо себя чувствуешь, милая? – спросил Рекс, кладя руку мне на локоть.

Я часто заморгала, приходя в себя, и ответила:

– Да, – я схватилась за живот. – Наверное, я еще не привыкла к этим обильным английским трапезам, вот и все.

Рекс кивнул.

– Тебе надо подышать воздухом. А то сидишь в душном доме целый день. – Он взял со столика у двери газету и засунул под мышку. – Давай посидим на террасе.

Я вышла вместе с ним на террасу, где под навесом стояли два кресла. Дождь наконец закончился, и от земли поднимался серый туман. Рекс открыл газету и через какое-то время взглянул на меня.

– Посмотри, – сказал он, – наш городок, похоже, – центр нераскрытой тайны. В 1931 году пропала какая-то девушка из Клайвбрука. – Он показал черно-белую фотографию молодой женщины с темными волосами и добрыми глазами. – Очевидно, сегодня годовщина ее исчезновения.

– Как печально, – проговорила я, беря у него газету. – И ужасно. – Я прочитала заголовок: – «2 января 1931 года была похищена Лайла Герцберг, и так и не была найдена».

Герцберг. Где я слышала это имя?

Рекс оторвался от своей книги.

– Я знаю. Похоже, в те дни в Клайвбруке был собственный Джек Потрошитель. Вчера я говорил с владельцем кафе, и он сказал, что в тридцатые годы исчезла еще одна женщина. Некто по имени Элси. Когда я был маленький, у меня была няня с таким же именем. Когда мы ложились спать, она обычно добиралась до маминого вина в коробках. – Он улыбнулся, отвлекаясь от мрачных мыслей. – Не знаю, что меня больше тревожит: нераскрытое похищение или мамино вино.

Я натянуто улыбнулась, и в это мгновение с неба стремительно спустился ворон и сел на каменную урну на террасе, нахально каркая на нас, как призрак из моего прошлого. Я хлопнула в ладоши, и ворон отступил, но продолжал с вызывающим видом смотреть на меня.

Рекс достал из кармана зазвонивший мобильник.

– Лучше приезжай сюда, – сказал он в трубку, направляясь по дорожке к входу в дом, и помахал мне рукой, как бы говоря «Я буду через минуту». Я слушала, как с каждым шагом его голос затихает.

– Ты нашел его? – говорил Рекс. – Хорошо. Я сейчас же еду. Хочу увидеть сам… Да, конечно… Нет, ее не будет…

Когда он скрылся из виду, я решила вернуться в дом. Поднялся ветерок, и надо было взять свитер. Я прошла мимо стопки корреспонденции в почтовом ящике у входа, и мое внимание привлек желто-коричневый конверт. В левом верхнем углу я прочла имя отправителя: лорд Николас Ливингстон. Не так ли звали одного из детей прежних владельцев поместья? Письмо предназначалось моему свекру. Конечно, отец Рекса не стал бы возражать, если я его вскрою, – там могла быть ценная информация, которую он должен узнать. Я взяла конверт и направилась в гостиную. Бросив взгляд на дверь, я открыла конверт и торопливо вытащила письмо.

Мистеру Синклеру:

Я – Николас Ливингстон, раньше проживавший в Ливингстон-Мэноре. Я хотел бы сообщить Вам нечто чрезвычайно важное. Если Вы будете любезны позвонить мне в мой офис в Лондоне, мы сможем обсудить этот вопрос. Пожалуйста, не говорите ни слова о нашей переписке обслуживающему персоналу, особенно миссис Диллоуэй.

Что он собирается сообщить моему свекру и почему не хочет, чтобы об этом узнала миссис Диллоуэй? За спиной у меня послышались шаги, и я поскорее засунула письмо в карман джинсов. Когда я обернулась, в дверях стояла миссис Диллоуэй.

– Ой, здравствуйте, – нервно проговорила я.

– Когда вы и мистер Синклер предпочитаете ужинать: в шесть или в шесть тридцать?

– Нет-нет, – ответила я. – Я как раз хотела сказать вам об этом. Вечером мы собираемся в город и перекусим там.

– Да, конечно, – чопорно проговорила она, прежде чем протянуть конверт.

– Это вам.

– Мне? – удивилась я, беря конверт со штемпелем «Федерал Экспресс» [8] «Федерал Экспресс» – американская частная почтовая служба срочной доставки. . – Не понимаю. Я никому не говорила, что еду сюда.

Старая женщина с любопытством посмотрела на меня и повернулась к двери.

– Ну, я вас покидаю.

С конвертом в руке я села на диван в ожидании, когда стук ее каблуков затихнет. Когда я вскрыла письмо, мое сердце заколотилось. Я еще раньше узнала почерк на конверте и ощутила знакомое чувство тошноты. Как он отыскал меня здесь? Внутри был свернутый листок бумаги с потертыми краями, небрежно вырванный из блокнота, и на нем всего два слова: «Привет, Аманда».

Я скомкала его и прислонила голову к спинке дивана, вспоминая то, что так отчаянно хотела забыть.

Пятнадцать лет назад

– Назовите свой возраст, – без всяких эмоций сказал мне полицейский.

Он сидел за заваленным папками серым стальным столом. Настойчиво звонил телефон, но он не брал трубку.

– Мисс Бартон, – повторил он, – пожалуйста, не будем зря терять время. Вы видите, у меня куча дел.

Я смотрела под ноги.

– Я спрошу вас еще раз, и если вы не захотите сотрудничать, вас отправят в учреждение для несовершеннолетних преступников, – пролаял он.

Этот тон был мне знаком – тон моего отца. Как хорошая машина за считаные секунды разгоняется с места до шестидесяти миль в час, так и в нем закипала злоба, мгновенно превращая его в монстра. Когда я была маленькой, то не знала, что вызывает эту перемену и как это происходит. Только что был нормальным человеком – и тут же хватает ремень и бросается на меня с этой дикой злобой в глазах. Мама говорила, что он болен. Но это не давало ему права так себя вести.

– Вы, сбежавшие из дома, никогда ничему не учитесь, – продолжал полицейский. – Вы думаете, жизнь на улице интереснее, но потом все идет наперекосяк, и нам приходится помещать вас куда следует. – Он постучал ручкой по краю стола. – На случай, если ты плохо слышишь, даю тебе еще один шанс объяснить свои действия, прежде чем попадешь в исправительную колонию – в этот раз на шестьдесят дней. Назови дату своего рождения, чтобы я записал.