Кристофер Голден - Сыны анархии. Братва

Телефон все звонил.

«Бедняжка», – пронеслась мысль на поверхности сознания. Следовало бы открыть окно и устроить этим шкодникам форменный нагоняй за то, что мучают животное. Этот Кенни Донован – испорченный до мозга костей маленький засранец.

Однако под спудом этих мыслей внутренний голос прямо криком кричал, чтобы она сняла трубку. Когда телефон зазвонил снова, Морин будто током прошило. Выронив деревянную ложку, она опрометью бросилась к телефону. По этому номеру ей почти никто не звонит – друзья и подруги предпочитают мобильный, – так что если это только не телефонный маркетинг… впрочем, нет, вот же он, международный код вызова.

«Америка. Умоляю, пусть это будет Тринити».

– Алло?

– Это Джекс. Ты одна?

«Хорошие новости, – лихорадочно гадала Морин, – или невообразимые?»

– Скажи мне, что нашел ее, Джекс. В последние дни мне в голову приходит только непроглядный мрак.

Треск в трубке. Ну, хотя бы небольшая отсрочка. Малюсенькая.

– … Неваде, – говорил Джекс.

– Погоди, что? Извини, начни с начала.

– Мы в Неваде, – повторил он. – Пока от Тринити ни слуху ни духу, но я хотел отметиться, потому что не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем я смогу выйти на связь снова.

Сердце Морин оборвалось, но она заставила себя приободриться. Может, отсутствие новостей и не всегда хорошая новость, но все ж лучше, чем тот кошмарный телефонный звонок, которого она так отчаянно страшится.

– Если у нас и есть шанс ее отыскать, то с помощью ее русского дружка. Олег со своими громилами куда больше бросается в глаза, чем Тринити, так что начнем с этого. Но послушай, Морин… нет ли тут кого-нибудь, с кем бы она была знакома? К кому она могла бы обратиться, если попадет в беду?

Она расслышала в голосе Джекса смутный упрек; конечно, будь Тринити в беде, ей следовало бы позвонить брату. С этим Морин была целиком согласна, но, учитывая далеко не простые отношения САМКРО и с ПИРА, и с русскими, вполне можно понять, почему ее дочь отнюдь не спешила познакомить единокровного брата с новым мужчиной в своей жизни.

– Дай-ка сообразить, – сказала Морин.

Джекс продиктовал ей номер.

– У тебя есть номер одноразового сотового, что я тебе давал в прошлый раз. Эта мобила еще при мне. Но если не сможешь до меня дозвониться, можешь звякнуть сюда. Это бар, но, если спросишь меня, здесь примут сообщение.

Морин перевела дух. Несмотря на все ее страхи, Джекс каким-то образом ухитрился успокоить ее. Может, грубоватой уверенностью в голосе, этаким рокотом, так напоминающим Морин интонации его отца.

В подвешенном состоянии остался еще разговор, без которого не обойтись, – о письмах, которые она подсунула в дорожную сумку Джекса перед самым его отъездом из Белфаста в надежде, что он прочтет их, когда доберется домой. Он заслужил знать эту часть жизни своего отца. Конечно, он уже должен был их прочесть, но во время предыдущего разговора Джекс эту тему не поднял – может, потому что в разговор встряла Джемма, – и Морин это вполне устраивало. Если Джексу захочется поговорить об этих письмах, время на это найдется и после. А покамест главная ее забота – Тринити.

– Джекс, – произнесла она твердым голосом, – твоя сестра…

– Я ее найду.

– Не просто найдешь. Отправишь ее домой.

– Этого я обещать не могу, Морин. Тринити не ребенок. Я не могу заставить ее…

– Она влюбилась в русского гангстера. Когда она уходила с ним, я знала, что это опасно, но она не дала мне выбора. Теперь же, когда это случилось всего пару месяцев спустя, я уже не могу дать ей больше выбора, чем она дала мне. Вы не воспитывались вместе, как брат и сестра, Джексон, но она твоя плоть и кровь, и ее судьба тебе не безразлична. Я это знаю. В точности, как знаю и то, что ты понимаешь, какой опасности ее подвергает любовь к этому ублюдку. Так что да, я рассчитываю, что ты мне пообещаешь, поклянешься душой своего отца, что отправишь ее домой, ко мне.

На линии затрещали помехи.

– Джекс? – окликнула она, испугавшись, что связь прервалась.

– Я еще здесь, – призрачным эхом прозвучал его хрипловатый голос.

– Обещай мне.

– Обещаю. Я отправлю ее домой, даже если придется доставить ее лично.

Джекс дал отбой, не попрощавшись. Морин подержала трубку возле уха еще несколько секунд, прислушиваясь к треску помех и призракам прошлого, которое она лелеяла, и будущего, которого у нее никогда не было.

«Сыны» въехали на стоянку «Птичьего края» парами – Джойс с Пыром впереди, а Джекс с Рыжим за ними. Двигатели «харлеев» проревели весть об их прибытии, и горстка людей на стоянке, повернув головы, проводили крутышей взглядами. Джекс проигнорировал их, точь-в-точь как игнорировал пейзажи по пути сюда. День тянулся целую вечность, но теперь наконец настал вечер – время ответов.

Они поставили свои байки в углу стоянки, вдали от выезда, зато рядом с полоской земли, отделяющей стоянку от дороги. Если надо будет смыться по-быстрому, отсутствие асфальта их вряд ли озаботит. Один за другим они заглушили двигатели, сняли каски и двинулись ко входу в «Птичий край», любуясь неоновой вывеской, изображающей женщину с крылышками. Она то прикрывала свои груди, то выставляла их на обозрение, демонстрируя сердечки на месте сосков. «Шикарное заведение», – подумал Джекс, но его странность пришлась ему по душе. Подходя к двери, они услышали джазовую музыку, несущуюся из громкоговорителей.

– Ты точно не хочешь, чтобы я задавал вопросы? – пристраиваясь обок Джекса, осведомился Рыжий.

Посмотрев на его суровое лицо, тот разглядел заботу во взоре.

– Я же сказал.

– Я уже видел у тебя это выражение лица, Джекс, – негромко проронил Рыжий. – Я просто думаю, что ты можешь не добиться ответов, если все, кого ты спрашиваешь, будут думать, что ты, того и гляди, проломишь им череп.

Джекс припечатал его таким взглядом, что дружбан сразу прикусил язык.

– Прикрывай мне спину, Рыж.

Рыжий кивнул. Его это явно не удовлетворило, но прессовать он не стал.

Джойс пошел первым, открыв дверь и нырнув во тьму, прерываемую вспышками цветных огней. Джекс и остальные потянулись следом, подмечая каждую мелочь, высматривая выходы и источники неприятностей. В вестибюле обнаружилась дверь туалета, старый таксофон и отгороженная занавесом секция, где могло находиться что угодно – банкетный зал, гардероб, лестница на чердак. На табурете у подиума сидел одинокий швейцар – чернокожий культурист с бритой головой и тоненькой эспаньолкой. Мужик сильный, но не боец. Джекс видел это по тому, как он держится, даже как встал и развернулся к ним, завидев их приближение. Это человек, привыкший запугивать своими габаритами. Может, он и зачерпнул свою долю потасовок в этом заведении – драк на кулаках время от времени, – но он не боксер, не солдат и не уличный боец, так что Джекс о нем ни капельки не тревожился, пока не разглядел выпирающий под рубашкой пистолет, заткнутый за пояс и заставивший Джекса пересмотреть свою оценку. Ствол – это угроза, даже если сам швейцар ее не представляет.