Дж. Лэнкфорд - Тайный мессия

Пол Джозеф вздохнул:

– Мы не можем его распять.

– Почебу же нет? – спросил Гивн. – Donder этого bliksem! В здешних джунглях все вребя гибнут люди.

Все откинулись на спинки сидений и уставились в звездную ночь.

Я не пошла на взлетную полосу вместе с остальными. Я хотела пойти, но Джесс предложил мне остаться и прогуляться с ним.

– Там опасно, милый? – спросила я, идя с ним рядом.

– На земле везде опасно, – сказал он, – хотя большинства опасностей легко избежать.

– Как?

Он улыбнулся знакомой улыбкой, которая говорила: «Ты знаешь сама это», и ответил:

– Не судите, да не судимы будете, поступайте с другими так, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами, любите врагов своих, возлюбите ближнего, как себя самого. Учитесь спокойствию и знайте, что я – Бог.

– Это и вправду может быть так легко?

– Пойдем, Madre, – сказал он и, взяв меня за руку, повел по тропе за деревню – туда, куда мы обычно не ходили.

Я снова посмотрела на ночное небо, и у меня закружилась голова от его великолепия. Наверное, из всех чудес, какие я видела в Удугу, больше всего я буду скучать по этому. Нигде больше я не видала такого неба. В Африке легко верить в сотворение мира.

Джесс повел меня к домам Ватенде и приложил палец к губам, когда мы подошли ближе. Сперва я не могла разглядеть, что находится в центре участка, но потом увидела бамбуковую клетку, рядом с которой разговаривали двое мужчин и женщина. В клетке кто-то был, и я сперва подумала, что там заперли большого зверя, но нет – это оказался человек, женщина. Клетка была слишком мала, чтобы в ней можно было сидеть, поэтому женщина неуклюже растянулась на земле, одной рукой прикрывая груди, второй – интимные места, потому что была голой. Она подтянула колени к груди, пытаясь спрятаться в задней части клетки. Слезы тихо катились по ее лицу, и я видела, что она окровавлена. Как можно так обращаться с кем-то, тем более с красивой юной девушкой?

Джесс сказал:

– Большинство тех, кто это сделал, называют себя христианами, но они судят ее, не обращаются с ней так, как хотели бы, чтобы обращались с ними, и не любят ее.

– Наверное, она что-то натворила?

– Пыталась колдовать.

– Видишь? Вот и причина.

– Да, но вместо того, чтобы действовать в страхе, Ватенде следовало бы спросить, зачем она это сделала. И тогда он узнал бы, что она родилась в Мбее и хотела причинить зло миссии и гостям миссии, но не жителям деревни. Он узнал бы, что разработки «Амер-кан» могут уничтожить почвенные воды деревни. И даже если бы она была их врагом, ее следует любить.

Девушка позвала:

–  Мими хайя йю чу.

– Что она говорит?

– Ей нужно в туалет.

Трое, стоявшие на страже, посмотрели на нее и отвернулись. Она стала всхлипывать, и моча расплылась по земле под нею. Она с мольбой возвысила голос:

– Я никогда ничего подобного не видела! – прошептала я Джессу.

– Нет, видела.

– Конечно, не видела, Джесс. Я бы помнила.

– Ты не помнишь Голгофу, мать моя?

Мое сердце пропустило удар, нет – несколько. Я задрожала, и Джесс, должно быть, почувствовал это, потому что обнял меня. Видела ли я его разорванную плоть, видела ли, как он умер на кресте?

Я прислушалась к девушке. Теперь она снова и снова повторяла:

–  Субханаллах, субханаллах . – И Джесс объяснил мне, что это означает «преславен Аллах» – способ выразить раскаяние в своей ошибке или ошибке другого человека.

Девушка говорила так же искренне, как и любой христианин.

– Джесс, она попадет в ад, потому что не верит в Библию?

– Конечно нет, – ответил он. – Она читает Аль-Фатиху, священную молитву мусульман. Точно так же, как все дороги ведут к богу, все молитвы возносятся к богу и на них приходит ответ, даже если мы не сразу понимаем его.

Ответ на молитву Аджии явился в облике мужчины, который шел по дорожке участка. Это он принес в деревню Ариэль, когда ее ужалила змея, – Ахмед, если я правильно запомнила имя. Он ринулся к клетке, и мужчины встали, чтобы перехватить его, но Ахмед добрался до клетки, сел и просунул руку через бамбуковую решетку, давая понять, что им придется оттаскивать его силой.

– Уходи! – приказала Ахмеду старая женщина, но тот не послушался.

Трое стражей посовещались, и женщина сказала:

– Попытайся ее освободить – и пожалеешь.

Ахмед свирепо посмотрел на тюремщиков Аджии, а те так же свирепо уставились на него. Когда все трое снова сели, Ахмед начал что-то шептать Аджии. Я не могла разобрать слова, но его голос был утешающим, успокаивающим, ободряющим. Было ясно, что он ее любит.

– Мы не можем просто смотреть, как кого-то убивают вот так!

– Ты уже видела убийства раньше, мама. Дважды.

Я закрыла глаза, вспомнив концерт, на который взяла Джесса в Милане, когда ему было десять, всего за несколько недель до того, как убитый горем сосед забросал его камнями. Мы отправились в Ла Скалу на «Страсти по Матфею» Баха. Наблюдая за Ахмедом и девушкой, я мысленно услышала музыку, изумительную музыку, кружащуюся в небе над Удугу, услышала флейты, орган, гобои и фаготы, виолончели и скрипки. Я услышала два хора, услышала сопрано, в унисон швыряющие в небо печаль, услышала всхлипывание басов и плач альтов: «О невинный агнец божий, убитый на кресте!»

Была ли я на Голгофе? Во второй раз с Джессом – была наверняка. Дважды Джесс сходил в землю. Дважды его убивали. Случится ли это снова? Не буду ли я снова смотреть, как он умирает?

Ахмед, сидя у клетки, начал копать землю, потом протянул руку в клетку, снова начал копать и опять протянул в клетку руку, покрытую влажной землей. Сняв рубашку, он просунул ее через бамбуковую решетку и укрыл ею Аджию. И снова выкопал чистую землю, но на этот раз прижал к ней ладони, а потом провел ими по лбу. Левой рукой вытер тыльную ладонь правой, а после – наоборот.

– Ты знаешь, что он делает? – спросила я Джесса.

– Совершает таяммум – очищение без воды.

– Но зачем?

– Готовится к молитве.

И верно, Ахмед начал делать движения, которые я видела по телевизору у молящихся арабов в мечетях.

– Мне жаль это говорить, но у него очень странный способ молиться.

Джесс обнял меня.

– Все молитвы угодны богу. Ахмед отверг насилие джихада ради истинного внутреннего джихада.

Ахмед закончил молиться и потянулся к Аджии. Она взяла его за руку. Некоторое время они шептались. Потом ее голос раздался в ночи: она смело пела какую-то песню, которую я никогда не слыхала.