Джулия Стюарт - Тайна голубиного пирога

Сгорбившись под дождем, предсказанным барометром коронера, члены жюри направились обратно в «Митру». К тому времени графиня и леди Беатрис переместились в бар, сообщив судебному приставу, что они испытывают головокружение от недостатка свежего воздуха. Увидев через окно, что присяжные заседатели возвращаются, дамы выпили по третьей рюмке шерри и помчались в столовую, где вновь заняли свои места. Обе пребывали в нервном ожидании. Свидетели, остававшиеся на месте, прекратили созерцание потолка и устремили взоры на членов жюри, которые выглядели теперь гораздо более унылыми, чем раньше.

Стянув с ног башмаки, коронер вызвал доктора Хендерсона. Судебный пристав, приблизившись к нему, пролаял:

– Свидетельские показания, которые вы будете давать в ходе данного расследования, проводимого от имени нашего суверена, королевы Англии, и касающегося смерти генерал-майора Джорджа Бэгшота, должны содержать правду, только правду и ничего, кроме правды. И да поможет вам Бог.

Приведенный к присяге доктор поцеловал Библию и дал краткую медицинскую преамбулу. В заключение доктор заявил:

– Я обнаружил небольшое количество мышьяка во всех органах покойного.

Разносчики сплетен тут же прекратили сосать мятные конфеты.

– Яд был в достаточном количестве, чтобы стать причиной смерти? – спросил коронер.

Газетчики, сидевшие в зале, страстно желали, чтоб так оно и было, а обитатели дворца тревожно подались вперед.

Доктор выдержал паузу и ответил:

– Да, сэр.

Присутствующих в зале охватил ужас, многие, открыв рот от изумления, безмолвно взирали на терапевта. Потом в зале поднялся шум, как на рынке в Биллингсгейте.

– Хватит, успокойтесь! – проревел Чарльз Твелвтриз. Оглядев зал, он обратился к присяжным: – Исходя из своего опыта и данных статистики, могу сообщить, что из ста случаев отравления мышьяком сорок шесть были классифицированы как самоубийство, тридцать семь как убийство, восемь как несчастный случай, остальные девять не распознаны. Будем надеяться, вы сумеете правильно классифицировать смерть генерала Бэгшота, – добавил коронер с ноткой сомнения в голосе.

Повернувшись к доктору Хендерсону, он сказал, что в нескольких случаях отравители пытались замести следы своих преступлений, утверждая, что мышьяк присутствовал в земле вокруг гроба и был занесен туда водой.

– Был ли труп влажным, когда вы его осматривали?

– Нет, – покачал головой Хендерсон. – Внутри гроба тоже сухо.

Отпустив его, коронер вызвал доктора Фрогмора. Когда терапевта из Темз-Диттона просили сделать вскрытие трупа, он пребывал в добром здравии. Увы, теперь картина была совсем иной. Вытирая лысую голову носовым платком, Фрогмор проковылял к центру зала. Размер его талии вряд ли свидетельствовал в пользу метода похудения Бантинга, который он рекомендовал своим пациентам. После того как Фрогмора привели к присяге, он едва коснулся губами Библии, спеша сообщить, что симптомы отравления мышьяком и английской холеры чрезвычайно сходны.

– Когда генерал вернулся с пикника, он сразу же обратился к своему гомеопату, что, конечно же, не принесло никакой пользы, – говорил Фрогмор высоким голосом мальчика, прислуживающего в алтаре. – Симптомы отравления не исчезали. Естественно, американский гость посоветовал Бэгшоту обратиться к врачу. За мной прислали экипаж, поскольку доктор Хендерсон был занят с другим пациентом. До моего приезда генерал испытывал приступы рвоты и поноса. Мне сказали, что он только что съел на пикнике очень много пирога с голубятиной сомнительного качества. Я диагностировал английскую холеру, которая представляет собой острый гастроэнтерит, часто вызываемый неподобающей пищей, такой как колбасы, мясные пироги, устрицы, или испорченными продуктами. Симптомы этого заболевания – сильная рвота и понос. Любой врач на моем месте поставил бы точно такой же диагноз.

Чарльз Твелвтриз вперил в него взгляд:

– И как же вы лечили ныне покойного генерала?

Доктор вытер лоб:

– Я пришел в ужас, когда узнал, что мистер Спэрроуграсс, гомеопат, велел принести больному чашку крепкого бульона. Это было совершенно неуместно в данной ситуации, как и всякая предварительная чистка. Дело в том, что горячие жидкости активизируют деятельность кишечника. Я дал ему маранту [23]с обычной водой и чайную ложку бренди, чтобы оказать закрепляющее действие. Следующим шагом могла бы стать настойка опия с эфиром. Но к тому времени было уже слишком поздно.

Выслушав подробное описание плачевного состояния внутренних органов больного, коронер наконец отпустил доктора. Но тот не уходил. Бросив взгляд на газетчиков, черкающих по бумаге своими губительными карандашами, Фрогмор громко заявил:

– Я никоим образом не являюсь первым врачом, которого ввело в заблуждение сходство симптомов английской холеры и отравления мышьяком.

– Благодарю вас, доктор Фрогмор, – сказал коронер.

Но он все же остался стоять, с безнадежной тоской глядя на репортеров.

– Сядьте на место, иначе я попрошу своего помощника удалить вас из зала, – раздраженно бросил ему Твелвтриз и вызвал Сайласа Спэрроуграсса.

Гомеопат из Ист-Моулси торопливо прошел к свидетельскому месту. На нем была длинная черная шинель с небольшим капюшоном, некогда принадлежавшая сторожу лондонского пассажа «Берлингтон-Аркейд». Взгляд Спэрроуграсса безостановочно блуждал по залу, и наблюдавшие за ним члены жюри никак не могли взять в толк, на кого он смотрит. Произнеся слова присяги, гомеопат наклонился, чтобы поцеловать Библию. Помощник коронера собирался уже убрать книгу, но Спэрроуграсс облобызал ее снова с громким чмоканьем. Он вновь и вновь прижимал губы к переплету, пока коронер не поднял глаза, чтобы выяснить, в чем причина задержки.

– Мистер Спэрроуграсс! – рявкнул он. – Вы находитесь в зале суда, а не в укромном уголке с помещичьей дочкой!

Свидетель медленно поднял голову и вытер губы рукавом.

– Итак, – сказал коронер, – насколько я понимаю, вы были первым, к кому обратился генерал за помощью, когда заболел. – Повернувшись к жюри, он добавил: – Вы должны принять в расчет, что потенциальный самоубийца никогда не прибегает к медицинскому вмешательству.

Члены жюри понимающе закивали.

Сайлас Спэрроуграсс громко прокашлялся и подождал, когда в зале установится тишина.

– Этот чудесный человек умер! – прохныкал гомеопат. Извинившись, что задерживает собравшихся, он вытер слезинку в уголке здорового глаза и перешел к делу: – Я действительно был первым, к кому обратился генерал. Только я лечил его, после того как в прошлом году умер доктор Барнстейбл. Вы, наверное, думаете, почему Бэгшот не предпочел в качестве врача доктора Хендерсона: ведь он живет так близко и после имени на его дверной табличке выписано столько красивых букв? Но генерал и слушать о нем не хотел.