Самюэль Бьорк - Я путешествую одна

Лив-Хеге нужно было забыть все это. Тряпка с клеем была только началом пути, у которого был один конец. Для начала Лив-Хеге прошла пешком от Танген до Хамара. Это и стало концом: назад она не вернулась. Они нюхали клей во дворе главного собора, засыпали в кустах. Они нюхали попперс, глотали таблетки от сердца и засыпали на лавках или лестничных клетках. Еду они крали, а бо́льшую часть времени искали, чем можно накидаться. Чем больше Лив-Хеге была под наркотиками, тем сложней было остановиться. В первые годы еще удавалось держаться по паре недель, но потом это стало постоянным. Разрушительная спираль, ведущая вниз, из которой нет выхода. Лив-Хеге преследовали детские впечатления и переживания, нехватка любви, постоянный страх того, что может случиться. У нее не было никаких шансов приспособиться к жизни, как делают другие люди. Хорошая жизнь. Безопасная жизнь. Дом. Работа. Семья. Дети. Отпуска. Никаких шансов. У Лив-Хеге осталась одна цель в жизни. Новая доза. И еще новая доза. У нее были парни, но они были неважны. Один парень пустил ее переночевать и дал травы. Другой пустил в душ и напоил водкой. В таком духе.

А потом она встретила Маркуса Скуга. Лив-Хеге уснула в машине, а проснулась в Осло. Кто-то должен был забрать какой-то груз. Какие-то спиды. И вот они в квартире в Грёнланде. Лив-Хеге плюхнулась на кровать, и они переспали. Маркус Скуг познакомил ее с героином, и теперь она была влюблена в две вещи. Героин для нее был идеален. Не то что все эти непонятные вещества в клее и все нечистоты, которые она употребляла раньше. После них все время тошнило. Здесь же совсем иначе. Маркус Скуг сделал ей первый укол в летний день у реки Акерсэльва. Она поверить не могла, что так бывает. Будто ее тело всю жизнь было напряжено и вдруг обрело покой. Все, что раньше кололо острыми стрелами, теперь стало широкой улыбкой. Широкая, красивая, упоительная улыбка на розовых облаках вечной красоты. Люди стали хорошими. Мир – прекрасным. Навсегда. С того раза они все время были вместе. Идеальный небесный треугольник. Она, Маркус и героин. Они скитались, жили то тут, то там. Маркус был знаком с кучей людей, а когда стал дилером, узнал еще больше. Дилеры – это знаменитости подпольного мира, всегда окружены знакомыми и незнакомыми людьми, и хотя он торговал только на уличном уровне, у них все было хорошо. Пришла осень, и они жили в фургоне для кемпинга около Трюванн. Вечеринка была в самом разгаре, много кокаина и спидов, но слишком мало героина. Лив-Хеге не хватало его. Было бы хорошо сейчас уколоться. По-настоящему воспарить. К счастью, они догадались пойти за героином в центр. В фургоне остались они втроем. Маркус, она и пленительное летучее золото, которое скоро потечет по ее жилам.

– Можешь меня уколоть?

Лив-Хеге умоляюще посмотрела на Маркуса, который бродил туда-сюда по маленькому фургону.

Он только что занюхал две дорожки микса – кокаина и спидов, и был уже под кайфом. Говорил сам с собой, выпучив глаза как две большие тарелки.

– Маркус? – повторила она. – Сделай укол!

Она засучила рукав свитера и положила руку на серый столик.

– Черт, Лив-Хеге, сама уколись, почему я должен это делать все время? – огрызнулся он, делая новую дорожку.

– Но мне нравится, когда ты делаешь это! – сказала Лив-Хеге. – Ну, давай же?

– Черт тебя побери, не понимаю, почему я вообще занимаюсь твоим барахлом. Нахрена я это делаю? Нахрена, Лив-Хеге? От тебя же никакого толку нет.

Лив-Хеге пристыженно уткнулась в пол и затянула руку ремнем. Маркус наклонился и втянул обе дорожки, по одной в каждую ноздрю.

– Ох, ну ладно, ладно, я вижу. Поехали!

Он громко засмеялся и воткнул иглу. Лив-Хеге резко дернулась, и он чуть не промазал, но игла таки вошла в вену. Тепло начало разливаться по ее телу. Наконец-то. Розовые облака. Бесконечные пляжи.

Как только она кинула иглу на пол, в дверь постучали.

– Есть тут кто-нибудь?

Женский голос.

– Что за черт? – сказал Маркус.

Он попытался выглянуть из-за шторы, но забыл, что окна загорожены коробками, и из грязного фургона невозможно посмотреть на улицу.

– Это полиция!

Теперь мужской голос.

– Твою мать! – сказал Маркус и стал убирать наркотики со стола. – Лив-Хеге, ну давай же, помоги!

Лив-Хеге не видела никакого смысла что-либо делать. На ее лице играла улыбка, она была на пути туда, где всем хорошо. Она смутно помнила, как все это произошло, но вдруг в дверном проеме возникла женщина-полицейский.

– Миа Крюгер, отдел расследования убийств. Мы ищем эту девочку, вы ее не видели?

– Это же Пиа, – улыбнулась Лив-Хеге, увидев фотографию.

– Заткнись! – закричал Маркус.

– Но это же Пиа, Маркус! Ты что, не видишь?

– Я сказал, заткнись!

– Маркус? – вдруг переспросила женщина. – Маркус Скуг?

– Что там, Миа? – закричал полицейский снаружи.

– Уж не сама ли это Миа Крюгер? – ухмыльнулся Маркус. – Давненько не виделись.

Женщина в форме по имени Миа выглядела так, словно увидела привидение.

– Как дела у твоей сестры? – рассмеялся Маркус, последние дорожки начали действовать, его рот стал похож на зияющую дыру, сотрясающуюся от смеха.

– А, точно, она же отбросила коньки? Точно-точно, она померла, не выдержав давления. Да-да, так и бывает с маленькими хорошими девочками из хороших семей. Они ни хрена не выдерживают, ха-ха-ха.

Лив-Хеге не видела, как женщина доставала пистолет, но откуда-то он возник в фургоне. Самой Лив-Хеге тут не было. Она сидела на вершине горы и наблюдала сверху. Было тепло и хорошо. Ветер раздувал ее волосы.

В другой комнате, где-то вдалеке от нее, Маркус схватил один из шприцов со стола. Изо рта у него пошла пена. Он прицелился шприцом в женщину в погонах и дико засмеялся.

– А ты не хочешь попробовать, Миа, а? Ха-ха, уверена, что не хочешь? А твоя сестричка не отказалась бы! Ну и мерзкая сучка была она, твоя Сигрид, хе-хе.

С прекрасной горной вершины Лив-Хеге было отлично видно, что произошло. Все было как в кино. Маркус плюнул в женщину, пытаясь ткнуть ее иглой. Та отскочила, и раздался выстрел. Гора стала похожа на вулкан, под ней загремело. Женщина выстрелила два раза. Маркус Скуг отлетел к стене и свалился на пол, истекая кровью.

Лив-Хеге Нюлунд пришла в себя спустя две недели, с сильным синдромом абстиненции, в незнакомой комнате. Карен сидела около нее. Не отходила от нее уже неделю. Они крепко привязали ее к кровати – Лив-Хеге никогда не испытывала ничего подобного. Она была в аду. Как будто каждая клеточка в теле разрывается от дикой боли. Миллиард отходняков одновременно, будто сатана поселился в ней, пока она лежала привязанной к кровати в этой белой комнате, дожидаясь конца. Карен была с ней все время. Мыла ее, кормила, держала за руку, успокаивала. Ее долго не было, но теперь она вернулась.