Энн Перри - Опасная скорбь

– Есть будете в обеденном зале для слуг вместе со всеми, – сухо проинформировала ее миссис Уиллис. – Если, конечно, ваши текущие обязанности вам не воспрепятствуют. После завтрака в восемь часов мы все… – она подчеркнула последнее слово, многозначительно посмотрев в глаза Эстер, – собираемся вместе на молитву под руководством сэра Бэзила. Я надеюсь, мисс Лэттерли, вы в лоне англиканской церкви?

– О да, миссис Уиллис, – не задумываясь, ответила Эстер, хотя, честно говоря, вопросы веры ее мало занимали.

– Хорошо. – Миссис Уиллис кивнула. – Обедаем мы между двенадцатью и часом – в то время, когда у господ ленч. Что касается ужина, то он случается в самое разное время. Званые вечера подчас затягиваются допоздна. – Она высоко вздернула брови. – У нас бывает добрая половина знати Лондона. Наш дом славится своей кухней. Но в связи с трауром мы сейчас воздерживаемся от приемов, а к тому времени, когда траур завершится, я полагаю, вы уже закончите свою службу. Думаю, вы можете покидать дом на полдня каждые две недели, как и все прочие. Но тут все зависит от того, что скажет их светлость.

Поскольку уход за леди Мюидор не являлся постоянной работой, у Эстер не было особых причин заботиться о выходных, разве что иметь удобную возможность докладывать Монку о своих наблюдениях.

– Да, миссис Уиллис, – ответила она, так как экономка, видимо, ждала ее реакции.

– Вам придется редко заглядывать в гостиную – а скорее всего, вообще не придется. Но если уж возникнет такая необходимость, я думаю, вы догадаетесь воздержаться от стука в дверь? – Экономка впилась глазами в лицо Эстер. – Стучать в двери гостиной в высшей степени неприлично.

– Конечно, миссис Уиллис, – поспешно сказала Эстер. О таких тонкостях она, признаться, никогда раньше не думала, но раз так принято – значит, принято.

– Горничные, естественно, будут убирать вашу комнату, – продолжала экономка, окидывая Эстер критическим взглядом. – Но передники ваши будете гладить сами. У прачек и так слишком много работы, да и у камеристок тоже. Если вам придет письмо… У вас есть семья? – спросила она вдруг чуть ли не вызывающе. Люди, не имеющие семьи, теряли в ее глазах всякую респектабельность. Безродная особа могла оказаться кем угодно.

– Да, миссис Уиллис, есть, – просто ответила Эстер. – К несчастью, мои родители недавно скончались, а один из моих братьев погиб в Крыму, но другой брат, слава богу, жив. Я поддерживаю с ним и с его женой самые теплые отношения.

Миссис Уиллис была удовлетворена.

– Хорошо. Очень жаль, что вашего брата убили в Крыму, но в этой войне погибло много славных молодых людей! Умереть за страну и королеву – честь для солдата. Мой отец тоже был военным – прекрасный, достойный уважения человек. Семья – это очень важно, мисс Лэттерли. Каждый служащий в этом доме должен иметь безукоризненную репутацию.

С большим трудом Эстер удержалась от замечания относительно Крымской войны и бездарности развязавших ее политиков и генералов. Ей даже пришлось потупиться с самым скромным видом, избегая смотреть в глаза экономке.

– Мэри покажет вам лестницу для женской прислуги. – Миссис Уиллис завершила расспросы личного характера и вновь вернулась к делу.

– Прошу прощения? – Эстер на миг растерялась.

– Лестницу для женской прислуги, – резко повторила миссис Уиллис. – Вам же придется подниматься и спускаться с этажа на этаж, милая! В этом доме соблюдают приличия; не собираетесь же вы пользоваться той же лестницей, что и слуги-мужчины! Бог знает, что из этого может выйти! Я надеюсь, вы далеки от подобных мыслей?

– Разумеется, мэм. – Эстер уже сообразила, что к чему, и поспешила объясниться: – Просто я еще не привыкла к таким просторным помещениям. Я недавно вернулась из Крыма, – добавила она на тот случай, если миссис Уиллис наслышана лишь о сомнительной репутации сиделок в Англии. – Там, где я работала, не было мужской прислуги.

– В самом деле. – Похоже, миссис Уиллис вообще не имела понятия, о чем идет речь, но невежественной показаться не хотела. – Ну, у нас тут пять слуг вне дома, и с ними вы вряд ли встретитесь, а в самом доме – мистер Филлипс, дворецкий; Роудз, камердинер сэра Бэзила; Гарольд и Персиваль, лакеи; и Вилли, посыльный. С ними вам тоже не придется иметь дела.

– Да, мэм.

Миссис Уиллис фыркнула.

– Очень хорошо. Тогда вам самое время пойти представиться леди Мюидор и посмотреть, что вы можете для нее, бедняжки, сделать. – Она порывисто разгладила свой передник; зазвенели ключи. – Как будто недостаточно ей горя! А тут еще полиция лезет во все углы, мучит людей вопросами… Куда катится мир! Если бы они как следует несли службу, ничего подобного не случилось бы!

Предполагалось, что Эстер еще ни о чем не знает, а то она обязательно ввернула бы, что вряд ли можно требовать от полиции, даже самой старательной, предотвращения семейных драм.

– Благодарю вас, миссис Уиллис, – сказала Эстер и направилась к леди Беатрис Мюидор.

Постучав в дверь и не получив ответа, она вошла в спальню без приглашения. Это была очаровательная комната, оформленная в чисто женской манере: множество вышивок, картины и зеркала в овальных рамах, легкие удобные стулья. Сквозь незашторенные окна лился холодноватый дневной свет.

Сама леди Беатрис в шелковом пеньюаре лежала на кровати, скрестив ноги и закинув руки за голову. Взгляд ее был устремлен в потолок. Появления Эстер она не заметила.

Будучи сестрой милосердия, Эстер привыкла иметь дело с мужчинами, страдающими от ран и тяжелых болезней, но она понятия не имела, как себя следует вести с охваченной горем и страхом женщиной. Ей показалось, что леди Беатрис и впрямь напугана до такой степени, что боится шевельнуться – как затаившееся в ужасе животное.

– Леди Мюидор, – тихо произнесла Эстер.

Услышав незнакомый голос, вдобавок лишенный свойственного слугам подобострастия, Беатрис повернула голову и посмотрела на вошедшую.

– Леди Мюидор, я – Эстер Лэттерли. Я – ваша сиделка и буду ухаживать за вами, пока вы не почувствуете себя достаточно окрепшей.

Беатрис медленно приподнялась, опершись на локоть.

– Сиделка? – переспросила она со слабой усмешкой. – Я не… – Она решила не заканчивать фразы и снова легла. – В моей семье есть убитые, но нет больных.

Стало быть, Араминта даже не удосужилась предупредить мать. Или та просто забыла?

– Да, – согласилась Эстер. – Я назвала бы ваш недуг душевной раной. Когда я работала в Крыму сестрой милосердия, мне приходилось иметь дело с разного рода ранами, сопряженными с горем и потрясениями. Даже чтобы ощутить в себе силы оправиться от удара, необходимо время.

– В Крыму? Мечтали принести пользу?