Агата Кристи - Хикори-дикори

– Да нет, мистер Лал, вы неправильно поняли, – сказала Патрисия. – Это просто идиома. Она ничего не значит.

– Я не понимаю, – сказал Акибомбо. – Если выражение ничего не значит, зачем его употреблять?

Внезапно в разговор вмешалась Элизабет Джонстон, в ее голосе звучало легкое раздражение:

– Порой люди говорят вроде бы ничего не значащие фразы, но на самом деле их слова полны скрытого смысла. Нет-нет, я говорю не об этом американизме. Я о другом. – Она обвела взглядом сидящих за столом. – О том, что случилось вчера.

– В чем дело, Бесс? – резко спросила Валери.

– Не надо, – сказала Селия. – Я думаю… я уверена, что завтра все выяснится. Правда-правда. И история с конспектами и с рюкзаком. Все выяснится, если только… человек, который это сделал, признается, как призналась я.

Она говорила искренне, лицо ее пылало, и кое-кто из студентов посмотрел на нее с интересом. Валери произнесла, коротко хохотнув:

– И все мы будем жить долго и счастливо.

После чего студенты встали и направились в гостиную. Каждый хотел услужить Селии и подать ей кофе. Потом включили радио, часть студентов разошлась по своим делам, кто-то пошел заниматься, и в конце концов обитатели дома (вернее, двух домов) на Хикори-роуд отправились спать.

«День выдался страшно долгий и утомительный, – думала миссис Хаббард, блаженно растягиваясь на постели. – Но слава богу, – сказала она себе, – все позади».

Мисс Лемон опаздывала крайне редко, а вернее сказать, не опаздывала никогда. Ни туман, ни буря, ни эпидемии гриппа или дорожные происшествия не могли помешать этой удивительной женщине вовремя прийти на работу. Но в то утро мисс Лемон вместо десяти прибежала, запыхавшись, в пять минут одиннадцатого. Она рассыпалась в извинениях и была какая-то встрепанная.

– Ради бога, простите меня, месье Пуаро, мне, правда, очень неловко. Я как раз собиралась выходить, но тут позвонила сестра.

– Надеюсь, с ней все в порядке?

– Как вам сказать…

Пуаро выжидающе посмотрел на мисс Лемон.

– Она безумно расстроена, просто безумно. Одна из студенток покончила с собой.

Пуаро молча уставился на нее. Потом что-то пробормотал себе под нос.

– Простите, месье Пуаро?

– Как зовут девушку?

– Селия Остин.

– От чего она умерла?

– Говорят, отравилась морфием.

– Может, это несчастный случай?

– Нет-нет, кажется, она оставила записку.

Пуаро тихо сказал:

– Этого я не ожидал. Не этого… Но все равно что-то должно было случиться. – Он поднял глаза на мисс Лемон, застывшую с карандашом в руках и блокнотом наготове. Пуаро вздохнул и покачал головой: – Нет, разберите-ка лучше утреннюю почту. Просмотрите письма и ответьте кому сможете. А я отправлюсь на Хикори-роуд.

Жеронимо впустил Пуаро в дом и, узнав в нем гостя, приходившего два дня назад, заговорщически зашептал, торопливо глотая слова:

– А, это вы, синьор… У нас беда… большая беда. Маленькая синьорина… ее нашли утром в постели мертвую. Сначала приходил доктор. Он качал головой. Теперь пришел инспектор полиции. Он наверху с синьора и падрона. Почему бедняжка решила убить себя? Вчера вечером было так весело, была помолвка.

– Помолвка?

– Да. С мистер Колин, вы знаете, такой большой, темный, всегда курит трубка.

– Понятно.

Жеронимо открыл дверь в гостиную и, впустив туда Пуаро, сказал еще более таинственно:

– Вы будете здесь, хорошо? Когда полиция уходит, я скажу синьора, что вы здесь. Ладно?

Пуаро кивнул, и Жеронимо ушел. Оставшись один, Пуаро, который не отличался особой щепетильностью, как можно тщательнее осмотрел комнату и начал рыться на полках, где хранились личные вещи студентов. Но ничего интересного не обнаружил.

Наверху миссис Хаббард беседовала с инспектором Шарпом, который задавал ей вопросы тихим, извиняющимся голосом. Инспектор, вальяжный мужчина, на первый взгляд казался воплощением кротости.

– Я понимаю, что вы огорчены и нервничаете, – утешающе сказал он. – Но как вам, наверное, уже сообщил доктор Коулз, мы производим дознание и поэтому хотим, так сказать, воссоздать верную картину событий. В последнее время девушка была расстроенной и подавленной, да?

– Да.

– Из-за несчастной любви?

– Не совсем, – замялась миссис Хаббард.

– Будет лучше, если вы мне все расскажете, – убеждающе произнес инспектор Шарп. – Повторяю: мы хотим воссоздать реальный ход событий. У нее были основания, хоть какие-нибудь, чтобы покончить с собой? Может, она была беременна?

– Нет-нет, ничего подобного. А замялась я потому, что девочка тут натворила глупостей, и я думала, что, может, не стоит теперь ворошить старое.

Инспектор Шарп кашлянул.

– Обещаю, что мы будем очень тактичны. Коронер наш – человек опытный. Но мы должны знать, что случилось.

– Да, конечно, вы правы. Дело в том, что месяца три назад… может, чуть больше, в доме стали пропадать вещи… мелочь… ничего особенного.

– То есть безделушки, украшения, нейлоновые чулки? А деньги?

– Нет, деньги, насколько мне известно, не пропадали.

– И виноватой оказалась эта девушка?

– Да.

– Вы поймали ее с поличным?

– Не совсем. За день до ее… смерти к нам приходил на ужин один мой друг, месье Эркюль Пуаро, не знаю, слышали вы о нем или нет…

Инспектор Шарп оторвался от записной книжки. Глаза его расширились. Имя Пуаро ему о многом говорило.

– Месье Пуаро? – переспросил он. – Неужели? Интересно, очень интересно.

– Он прочитал после ужина краткую лекцию, а потом зашла речь о кражах. И тогда он во всеуслышание посоветовал мне обратиться в полицию.

– Прямо так и сказал?

– А вскоре Селия пришла и во всем созналась. Она была очень расстроена.

– На нее хотели подать в суд?

– Нет. Она собиралась возместить убытки, и ребята ее простили.

– Она что, бедствовала?

– Нет. Она работала фармацевтом в больнице Святой Екатерины, неплохо зарабатывала и, по-моему, даже имела кое-какие сбережения. Она жила лучше большинства студентов.

– Значит, воровать ей было незачем, и все же она воровала? – переспросил инспектор, продолжая записывать.

– Очевидно, она была клептоманкой, – ответила миссис Хаббард.

– Ну да, так принято говорить. Но на деле выходит, что люди эти все равно воры, хотя воруют просто так, из любви к искусству.

– Вы к ней, по-моему, несправедливы. Понимаете, тут замешан один молодой человек.

– Ах вот как! И он от нее отвернулся?

– О нет, как раз наоборот! Он горячо ее защищал и, между прочим, вчера вечером, после ужина, объявил о своей помолвке с Селией.

Брови инспектора Шарпа удивленно поползли вверх.

– И после этого она ушла к себе и приняла морфий? Вам не кажется это абсурдным?

– Кажется. Я не могу этого понять.