Агата Кристи - Большая четверка

В ней очень коротко сообщалось о таинственном исчезновении мистера Джона Инглза с борта парохода «Шанхай» вскоре после его выхода из марсельского порта. Хотя погода была отличной, высказывалось предположение, что данный джентльмен каким-то образом упал за борт. В конце заметки упоминалось, что мистер Инглз долгое время служил в Китае и имел немалые заслуги.

Новость была весьма неприятной. Я увидел в смерти мистера Инглза зловещий знак. Ни на одно мгновение я не поверил в предположение о несчастном случае. Инглз был убит, и его смерть лишь доказывала могущество проклятой Большой Четверки.

Пока я сидел там, ошеломленный новым ударом, и так и эдак обдумывая происшедшее, я вдруг обратил внимание на поразительное поведение человека, сидевшего напротив меня. До этого мгновения я не обращал на него внимания. Это был худощавый темноволосый мужчина средних лет, с болезненным цветом лица, с небольшой остроконечной бородкой. Он сел за мой стол так тихо, что я почти не заметил его появления.

Но то, что он сделал теперь, было странно, чтобы не сказать больше. Наклонившись вперед, он намеренно насыпал соль на мою тарелку – четырьмя маленькими кучками по краю.

– Извините меня, – произнес он унылым голосом, – но предложить незнакомцу соль означает развеять его печали, так говорят в некоторых странах. Конечно, может оказаться, что это бессмысленно. Но я надеюсь, что это не так. Я надеюсь, вы будете рассудительны.

Потом он с многозначительным видом повторил операцию с солью, на этот раз насыпав ее на свою тарелку. Символ 4 был настолько ясен, что об ошибке и речи не шло. Я внимательно всмотрелся в незнакомца. Он ничем не напоминал ни молодого Темплтона, ни лакея Джеймса, ни других сыгранных им персонажей – и все же я ничуть не сомневался, что передо мной сам устрашающий Номер Четвертый. Лишь в его голосе мне послышалось нечто напоминающее незнакомца в плотно застегнутом пальто, посетившего нас с Пуаро в Париже.

Я огляделся по сторонам, не зная, что делать. Прочитав мои мысли, Номер Четвертый улыбнулся и мягко покачал головой.

– Я бы вам этого не советовал, – заметил он. – Помните, что случилось из-за ваших необдуманных действий в Париже? Позвольте заверить вас, что у меня всегда наготове путь к отступлению. Ваши идеи всегда несколько простоваты, капитан Гастингс, если можно так сказать.

– Вы дьявол! – воскликнул я, задыхаясь от гнева. – Вы чертово отродье!

– Пылко… как всегда, пылко. Ваш уже оплаканный друг сказал бы сейчас, что человек, сохраняющий спокойствие, всегда имеет большое преимущество.

– И вы еще осмеливаетесь упоминать его! – закричал я. – Вы, убивший его так подло! И вы явились сюда…

Он перебил меня:

– Я пришел сюда с целями абсолютно мирными. Чтобы посоветовать вам вернуться в Южную Америку. Если вы уедете, дело на том и кончится – в том, что касается Большой Четверки. Вас и ваших близких больше никогда не потревожат. Даю вам слово.

Я презрительно расхохотался.

– А если я откажусь повиноваться вашему наглому приказу?

– Едва ли это можно назвать приказом. Это скорее… ну скажем, предостережение. – В его тоне прозвучала холодная угроза. – Первое предупреждение, – пояснил он уже мягко. – Вы проявите настоящую мудрость, если не пренебрежете им.

И тут же, прежде чем я успел заметить его намерение, он встал и быстро скользнул к выходу. В следующую секунду я уже вскочил и бросился за ним, но, к несчастью, не сумел разминуться с необычайно толстым человеком, загородившим проход между моим столом и соседним. К тому времени, когда я наконец проскочил мимо, преследуемый уже проходил сквозь двери, и тут, как назло, передо мной возникло новое препятствие в виде официанта с огромным подносом, полным тарелок, – он налетел на меня совершенно неожиданно. В общем, когда я добрался до выхода, я не обнаружил и следа человека с темной бородкой.

Официант рассыпался в извинениях, толстяк безмятежно уселся за стол и принялся заказывать ленч – ничто не указывало на то, что кто-то из них действовал целенаправленно. Все выглядело как случайность. И тем не менее у меня сложилось другое мнение. Я слишком хорошо знал, что агенты Большой Четверки вездесущи.

Нечего и говорить, что я не обратил ни малейшего внимания на их предупреждение. Я должен был или победить, или погибнуть. На свои объявления я получил всего два ответа. И ни один из них не содержал в себе хоть сколько-нибудь ценной информации. Оба сообщения пришли от актеров, в то или иное время игравших на сцене вместе с Клодом Даррелом. Но эти люди не были знакомы с Даррелом достаточно близко и не могли пролить света на его происхождение или нынешнее местопребывание.

И от Большой Четверки не было никаких известий, пока не прошло десять дней. А на одиннадцатый я шел через Гайд-парк, погруженный в мысли, когда меня окликнули глубоким голосом с иностранным акцентом:

– Капитан Гастингс, не так ли?

Большой лимузин притормозил у тротуара. Из него выглянула женщина, одетая в изысканное черное платье, с изумительными жемчугами на шее. Я сразу узнал леди, знакомую мне сначала под именем графини Веры Русаковой, а затем под различными псевдонимами в роли агента Большой Четверки. Пуаро по тем или иным причинам всегда испытывал к графине тайную нежность. Что-то в ее пышной и яркой внешности привлекало маленького мужчину. Графиня была, как он не раз восклицал в приступах восторга, редчайшей женщиной. То, что она выступала против нас, на стороне наших злейших врагов, ничуть не меняло его суждения.

– Ах, да не смотрите вы на меня так! – сказала графиня. – Я должна сказать вам кое-что важное. И не пытайтесь меня арестовать, это было бы слишком глупо. Вы всегда были глуповаты… да-да, именно так! Вы и теперь глупец, потому что не приняли во внимание наше предостережение. Я принесла вам второе. Немедленно уезжайте из Англии. Вы все равно ничего не сможете здесь сделать… это я вам честно говорю. Вам не довести дела до конца.

– В таком случае, – упрямо сказал я, – мне кажется весьма странным, что вы так тревожитесь из-за меня и упорно хотите выгнать из этой страны.

Графиня пожала плечами – великолепные плечи, великолепный жест!

– Если говорить обо мне, я и это считаю глупостью. Но главари, видите ли, боятся, что какие-то ваши слова или поступки могут помочь тем, кто сообразительнее вас. А потому – вас следует выслать.

Графиня, похоже, была весьма лестного мнения о моих способностях. Я подавил раздражение. Без сомнения, она появилась на моем пути лишь затем, чтобы рассердить меня и дать мне понять, что я ровно ничего не значу.

– Конечно, было бы совсем нетрудно… э-э… устранить вас, – продолжила она, – но я бываю иной раз ужасно сентиментальна. Я просила за вас. У вас ведь где-то есть милая маленькая женушка, так? И вашему бедному маленькому другу, который погиб, было бы приятно знать, что вас не убили. Он мне всегда нравился, вы это знаете. Он был умен… весьма умен! Если бы он не выступил один против тех четверых, он мог бы многого достичь, я уверена. Я открыто это признаю – он был моим учителем! Я послала венок на его похороны в знак моего восхищения – огромный венок из алых роз. Алые розы хорошо отражают мой характер.