Кэти Райх - Смертельное путешествие

И наконец, последним позвонил мой босс в Университете Шарлотта. Начал он с извинений за то, что вечером во вторник разговаривал со мной так отрывисто и холодно.

– Наш котенок свалился в унитаз, а мой трехлетний гений засунул его в стиральную машину, чтобы отжать воду. Когда ты звонила, жена только что спасла несчастное животное, и у всех была истерика. Дети кричали, жена плакала, пытаясь привести котенка в чувство…

– Кошмар! И что с котенком?

– Малыш жив, но, боюсь, зрение ухудшилось.

– Он поправится.

Повисла пауза. Я слышала в трубке дыхание Майка.

– Слушай, Темпе, не знаю, как лучше, а потому скажу как есть. Сегодня меня вызывал ректор. Он получил жалобу на твое непрофессиональное поведение на месте крушения и решил отстранить тебя от работы до окончания следствия.

Я молчала. Пускай мое имя стояло в платежной ведомости университета, но все, чем я занималась в Брайсон-Сити, не имело к нему ни малейшего отношения.

– С сохранением оплаты, само собой. Ректор сказал, что не верит ни единому слову из этой жалобы, но выбора нет.

– Это почему же? – спросила я, хотя заранее знала ответ.

– Он опасается выпадов прессы и считает своим долгом защитить университет. К тому же с ним лично беседовал вице-губернатор, причем довольно жестко.

– А университет, как всем известно, получает дотации от законодательной власти. – Пальцы мои судорожно стиснули мобильник.

– Я озвучил все доводы, какие только мог придумать. Он остался непреклонен. Если захочешь вернуться, на кафедре тебя всегда примут с радостью. Ты могла бы подать жалобу…

– Нет. Вначале я намерена во всем разобраться.

Я совершила ежевечерний ритуал: почистила зубы, умылась, обработала кожу косметическим маслом и смазала руки кремом. Очистившись и умастившись, выключила свет, забралась под одеяло, а потом… пронзительно, изо всех сил завизжала! И, подтянув колени к груди, разрыдалась – уже второй раз за эти два дня.

Что ж, пора признать поражение. Я не из тех, кто пасует перед трудностями, но надо смотреть правде в глаза. Я зашла в тупик. Не обнаружила ни одного факта, достаточно веского для ордера, почти ничего не узнала в окружном суде, впустую провозилась с газетами. А еще украла библиотечное имущество и едва не совершила незаконное проникновение со взломом в гостиничный номер.

Эта история не стоит таких усилий. Я могу извиниться перед вице-губернатором, уйти из ОЗЧС и вернуться к нормальной жизни.

Нормальной.

Какая она, моя нормальная жизнь? Вскрытия. Эксгумация трупов. Катастрофы с массовыми жертвами.

Меня постоянно спрашивают, почему я выбрала такое неприятное дело. Почему работаю с изувеченной и разлагающейся плотью.

Занимаясь самоанализом, я постепенно поняла, почему сделала именно такой выбор: хочу помогать и живым, и мертвым. Погибшие имеют право на то, чтобы их опознали. Чтобы их земной путь завершился как положено, чтобы их образы заняли надлежащее место в нашей памяти. Если же человек погиб от руки другого человека, он имеет право на то, чтобы убийца понес заслуженное наказание.

Живые люди тоже нуждаются в нашей помощи, когда смерть близких неотвратимо изменяет жизнь. Отец или мать, измученные ожиданием вестей о пропавшем ребенке. Семьи, которые до сих пор надеются получить останки близких с Иводзимы, Чосина, Хюэ [78]. Опустошенные горем крестьяне над массовым захоронением в Гватемале или Курдистане. Матери и мужья, друзья и возлюбленные, которые горестно бродили по обзорной площадке в Смоки-Маунтинс. Все они имеют право узнать, что произошло и почему… и на то, чтобы убийц их близких постигла адекватная деяниям кара.

Именно ради них, тех, кто погиб, и тех, кто оплакивает их гибель, я извлекаю из человеческих костей посмертную правду. Сколько бы я ни старалась, мертвецы не оживут, но мы должны понимать, почему они умерли, и знать, что возмездие неотвратимо. Нельзя жить в мире, который принимает как должное, что уничтожение жизни останется необъясненным и безнаказанным.

Обвинение в нарушении профессиональной этики, само собой, положит конец моей карьере. Если вице-губернатор добьется своего, я никогда больше не смогу заниматься судебной медициной. Эксперт, чья репутация запятнана подобным образом, неизбежно станет мишенью противной стороны при перекрестном допросе. Кто после такого доверится моему профессиональному мнению?

Жалость к себе сменилась гневом. Нет! Не допущу, чтобы инсинуации и необоснованные обвинения превратили меня в отщепенца! Я должна доказать, что права. Ради себя самой, и более того – ради Примроуз Хоббс и ее скорбящего сына.

Но как?

Что делать?

Я беспокойно ворочалась в постели, чувствуя себя тем самым паучком, застигнутым ливнем. На мой мир обрушилась сила, многократно превосходящая мою собственную, и я не в состоянии была уберечь его от беды.

Наконец я заснула, но сон не принес облегчения.

В возбужденном состоянии мой мозг сплетает мысли в причудливые психоделические картины. Все разрозненные ночные образы то всплывали во сне, то бесследно растворялись.

Я была в морге, сортировала части тел. Мимо пробежал Райан. Я окликнула его, спросила, что случилось со ступней. Он не остановился. Я попыталась броситься вдогонку, но ноги отказывались слушаться. Я кричала, звала, протягивая руки, но детектив убегал все дальше и дальше.

Бойд носился по кладбищу, в его пасти болталась мертвая белка.

Уиллоу Линетт Гист и Джонас Митчелл позировали для свадебной фотографии. В руке юная невеста-чероки держала ступню, которую я отобрала у койотов.

Судья Генри Арлен Престон протягивал книгу какому-то старику. Тот пошел было прочь, но Престон последовал за ним, требуя принять подарок. Старик обернулся, и Престон уронил книгу. Бойд ухватил ее и помчался по длинной гравийной дороге. Когда я догнала его и отобрала добычу, это была уже не книга, а каменная мемориальная доска, на которой были выбиты имя – Такер Адамс – и дата – 1943 год, когда умерли эти двое, один – выдающийся член общества, другой – безвестный и забытый.

Саймон Мидкиф сидел в кресле в мастерской «П&Т, авторемонт». Рядом с ним маячил мужчина с длинными седыми косами и повязкой на голове, как у чероки.

– Зачем ты здесь? – спросил меня Мидкиф.

– Не могу ехать дальше, – ответила я. – Произошла авария. Погибли люди.

– Беркби мертв? – спросил мужчина с седыми косами.

– Да.

– А Эдну они нашли?

– Нет.

– Меня они тоже не найдут.

Лицо седого мужчины стало лицом Руби Маккриди, потом обрело разбухшие после смерти черты Примроуз Хоббс.

Я закричала и вскинулась, оторвав голову от подушки. Взгляд метнулся к часам: половина шестого.

В номере было холодно, но по спине у меня струился пот, волосы облепили голову. Я отбросила одеяло и на цыпочках побежала в ванную – очень хотелось пить. Глядя в зеркало, провела стаканом по разгоряченному лбу.