Кэти Райх - Смертельные тайны

И наступила тьма.

Мне никогда еще не было так холодно.

Я лежала на льду на дне глубокого темного пруда.

Пошевелив пальцами, чтобы вернуть им чувствительность, я попыталась всплыть.

Вода не поддавалась. Слишком глубоко.

Я вздохнула.

Мертвые рыбы. Водоросли. Глубоководные существа.

Я расставила руки, словно ребенок, который лепит снежную бабу.

Есть контакт.

Начала руками шарить вокруг.

Вертикальный обод с закругленным краем.

Ощупала обод. Не лед. Металл со всех сторон – как в гробу.

Внезапно я поняла, что это.

Глубоко вздохнула. Запах смерти и дезинфекции. Но пропорции на этот раз обратные – вонь гниющей плоти затмевала любую другую.

Замороженная плоть. Сердце сжалось.

О господи!

Я лежала на каталке в холодильной камере морга.

Вместе с мертвецом!

Боже!

Как долго я была без сознания? Кто положил меня на каталку?

И где он сейчас?

Открыв глаза, я приподняла голову.

В мозгу взорвались осколки стекла. Внутренности скрутило.

Я прислушалась.

Тишина.

Приподнявшись на локтях, несколько раз моргнула.

Кромешная тьма.

Сев, я немного подождала. Слабость чувствовалась, но не тошнило.

Ноги меня не слушались. Подтянув руками лодыжки к себе, я начала их растирать. Постепенно они ожили.

Прислушалась – нет ли признаков жизни за пределами камеры.

Тишина.

Спустив ноги с каталки, я попыталась встать, но колени подогнулись, и я рухнула на пол. Левое запястье пронзила боль.

Черт!

Правая рука наткнулась на резиновое колесо. Я поднялась на четвереньки и с трудом встала.

Еще одна каталка. Я была не одна.

На каталке лежал мешок. И в нем кто-то был.

Я попятилась от покойника. Во рту пересохло, сердце отчаянно забилось.

Повернувшись, я заковыляла туда, где вроде должна была быть дверь.

Господи, есть ли изнутри ручка? Есть ли в этих штуках ручки изнутри? Пусть изнутри окажется ручка!

Я тысячу раз открывала холодильные камеры в моргах, но никогда не обращала на это внимания.

Дрожа, я начала шарить в темноте.

Ну пожалуйста!

Холодный, твердый, гладкий металл. Я провела по нему рукой.

Пожалуйста, пусть будет ручка!

Я слабела с каждой минутой. Во рту нарастала горечь. Меня била дрожь.

Прошли годы, десятилетия, тысячелетия…

Есть!

Нажав на ручку, я толкнула дверь – и она с тихим шипением открылась. Я выглянула наружу.

На световом столе – светящиеся в темноте серые очертания человеческих органов на фоне непрозрачных костей.

Тускло освещенная прозекторская номер три.

Кто лежал на каталке позади – тот, кого я видела недавно в мешке здесь же, в прозекторской? И нас обоих заперла в холодильной камере одна и та же рука?

Оставив дверь слегка приоткрытой, я доковыляла до каталки и расстегнула молнию на мешке. Полоска света упала на мертвенно-бледные ступни.

Я повернула ярлык на большом пальце, пытаясь прочесть имя. Света было мало, а буквы маленькие.

РАМ…

Буквы плыли перед глазами, словно камешки на дне ручья.

Я моргнула.

РАМИР…

В глазах двоилось.

РАМИРЕС.

Гватемальский эквивалент Смита или Джонса.

Я двинулась вдоль каталки, расстегивая мешок. Дойдя до противоположного края, откинула клапан.

Лицо Марии Цукерман было похоже на привидение, во лбу виднелась маленькая черная дырочка. Одежда спереди испачкана кровью.

Я приподняла ее руку. Тело полностью окоченело.

Чувствуя неудержимую дрожь, я вернулась, снова застегивая мешок.

Зачем?

Дурацкая привычка.

Открыв задом дверь, я вывалилась в прозекторскую номер три.

И почувствовала затылком холодную сталь.

– С возвращением, доктор Бреннан.

Знакомый голос.

– Спасибо, что позволили нам сэкономить на путешествии.

– Лукас?

Я ощущала мушку, ствол, полую трубку, которая могла послать пулю прямо мне в мозг.

– Ожидали кого-то другого?

– Диаса.

Лукас фыркнул:

– Диас делает то, что я говорю.

В моем одурманенном мозгу прозвучала единственная фраза.

Тяни время!

– Вы убили Марию Цукерман. Зачем?

Голова казалась тяжелой, как камень, язык с трудом ворочался.

– И приказали убить Олли Нордстерна.

– Нордстерн – дурак.

– Нордстерн оказался достаточно умен, чтобы раскрыть вашу грязную игру по добыче клеток.

Дыхание позади на мгновение сбилось.

Не давай ему замолчать!

– Патрисия Эдуардо тоже узнала, что замышляет Цукерман?

– А вы, вижу, времени даром не теряли.

Комната кружилась…

– Вы весьма настойчивы, доктор Бреннан. Куда настойчивее, чем я предполагал.

Ствол уткнулся мне в шею.

– А ну-ка, обратно в постельку.

Еще один тычок.

– Вперед.

Только не назад в холодильник!

– Я сказал: вперед! – Лукас подтолкнул меня сзади.

Нет!

Умереть от пули или одному богу известно от чего в холодильнике? Развернувшись, я бросилась к двери.

Заперто!

Повернулась лицом к врагу.

В грудь мне была направлена «беретта».

Перед глазами поплыло.

– Ну, давайте же, доктор Лукас. Стреляйте.

– Бессмысленно.

Мы яростно смотрели друг на друга, словно звери, готовые сцепиться.

– Почему Цукерман? – спросила я.

Лукас разделился на четыре части, потом собрался воедино.

– Почему Цукерман?

Сказала я это или мне только показалось?

– Вы очень бледны, доктор Бреннан.

Я сморгнула каплю пота.

– Моя выдающаяся коллега составит вам компанию.

Я пыталась понять, что он имеет в виду.

– Почему? – спросила снова.

– Доктору Цукерман нельзя было доверять. Она была слаба и легко впадала в панику. В отличие от вас.

Почему Лукас меня еще не застрелил?

– Вы сами убивали своих жертв, доктор Лукас? Или просто обкрадывали трупы?

Лукас сглотнул: кадык подпрыгнул, словно ребенок на тарзанке.

– Мы собирались сделать весомый вклад в науку.

– Или убивать для черного рынка.

Губы Лукаса изогнулись в подобии улыбки.

– Вы даже лучше, чем я думал. Ладно. Мне нравится говорить в открытую. Давайте поболтаем о науке.

– Давайте.

Тяни время!

– Ваш президент загнал исследования стволовых клеток обратно в двенадцатый век.

– Он руководствовался научной этикой.

– Этикой? – рассмеялся Лукас.

– Для вас их аргументы не имеют значения?

Мысли путались. Думать становилось все тяжелее.

– Что для получения стволовых клеток требуется умерщвлять младенцев? Что исследователи стволовых клеток ничем не лучше Менгеле и его нацистских убийц? И вы называете эту чушь научной этикой?

Лукас махнул пистолетом в сторону висевших на стене правил техники безопасности.

– Бластоциста не больше точки над той буквой «i».

– Это жизнь. – Мой голос звучал, словно в тумане.

– Отбросы после лечения бесплодия. Отходы прерванных беременностей.