Курт Ауст - Судный день

Томас поднялся и направился к ней.

– Альберт болен, – сказал он, локтем указав на него, – можешь приглядеть за ним, пока он не выздоровеет?

Профессор остановился посреди конюшни. Лошади тревожно зашевелились, затрясли головами и тихо заржали. Одна из них даже ударила копытом о деревянную перегородку. Я вдруг понял, что в последние дни Альберт вряд ли выводил их на улицу.

– Почему? – Бигги не сдвинулась с места.

Томас на секунду задумался, а затем ответил:

– Из-за случившегося я не могу все время находиться здесь, на конюшне. А Петтер должен мне помогать. К тому же он будет выполнять кое-какую работу, которую прежде выполнял Альберт, пока тот не встанет на ноги.

– Почему? – в ее голосе послышалось упрямство.

Томас притворился, что не понимает, чего она хочет:

– Потому что в течение нескольких дней он не ел и не пил. У него обезвоживание. Нужно, чтобы кто-то постоянно вливал в него воду, а потом, когда он немного поправится, суп. Он слишком слаб и сам не сможет о себе позаботиться, – и Томас махнул рукой в сторону Альберта, – вообще-то он по-прежнему без сознания. У него жар. Его также нужно немного остудить. Мне кажется… – И, развернувшись, профессор направился к Альберту Теперь Бигги, если она хотела дослушать до конца, вынуждена была последовать за Томасом. – Мне кажется, ты умеешь ухаживать за больными.

Бигги подошла ближе. На ней было платье, в котором она приходила на вчерашний ужин. Ее умытое лицо расплылось в улыбке.

– Профессор хитер. Любезный и хитрый господин… – женщина взглянула на Альберта, но дальше не пошла, – я не стану спрашивать, почему это профессор так занят, хотя и сидит на заваленном снегом постоялом дворе. – Ее взгляд остановился на Томасе. Тот стоял, заложив руки за спину и, прикрыв глаза, смотрел на Бигги. Так они и стояли, не спуская друг с друга глаз, пока не шевельнулся Альберт, – тогда они оба опустили взгляд. Голова у Альберта дернулась, и он что-то невнятно забормотал. – У профессора нос волка и глаза ястреба, – задумчиво проговорила она, невидящим взором глядя на Альберта, – возможно, он охотится. Выслеживает что-то… или кого-то. – Тут ее взгляд изменился: она словно увидела Альберта и теперь рассматривала его.

Не дожидаясь ответа, она опустилась на корточки возле Альберта и положила маленькую полную руку на лоб конюха.

– Возможно, он решил поиграть с нами в шахматы. Что скажешь, Петтер?

Удивленный тем, что речь вдруг зашла и обо мне, я промолчал, стараясь отвести глаза от ее испытующего взгляда, и посмотрел на профессора, надеясь на его поддержку. Томас стоял на прежнем месте, спокойно дожидаясь, когда она договорит.

– Профессору не хочется, чтобы кто-нибудь ушел отсюда, верно? Он хочет держать всех нас поблизости – тогда он будет вынюхивать и докапываться до правды, пока не получит ответы на все свои хитроумные вопросы. Верно? – Она взяла безжизненную руку Альберта и сжала ее в своих руках. – Я должна остаться ради профессора? Или ради больного?

Она повернулась и посмотрела на Томаса, и, хотя вопросы показались мне вызывающими, в лице ее не было и намека на злобу. А в глазах мне почудилась какая-то печаль, и в голосе тоже, когда она проговорила:

– Или ради меня самой?

К тому времени в Дании я прожил недолго, но уже успел осознать, что Томаса Буберга мне понять нелегко. Его речь была многослойной – да, именно так я решил называть ту ее особенность, которую подметил около месяца назад. Сначала идет верхний слой – тот смысл, что лежит на поверхности, который улавливаешь сразу. Некоторые довольствуются этим и даже не догадываются копнуть глубже. Однако, если проявишь пытливость и заглянешь вглубь, тебе откроется иной подтекст и совсем другие идеи.

Когда Томас отправил меня за Бигги, то сперва я подумал, будто он хочет, чтобы она ухаживала за Альбертом, – тогда нам не пришлось бы часами просиживать возле него и мы спокойно поговорили бы с плотником и трактирщиком. Этот смысл лежал на поверхности, но Бигги оказалась проницательнее меня. Она уловила подтекст и поняла, что Томас просит помочь, потому что не хочет терять ее из виду – на тот случай, если у него возникнут к ней вопросы. Пока убийца не пойман, профессор не желал никого отпускать. А Бигги, хотя и не знала про убийцу, хорошенько обдумала профессорские вопросы и поняла, что Томас кого-то выслеживает. Пускай Бигги была почти невидимкой, – она только и делала, что тихонько сидела возле короба с дровами, но слепой и глухой не была. И глупой тоже. Томас прекрасно это понимал.

Однако здесь скрывался еще один смысл – об этом я догадался, увидев их в конюшне, рядом. С моих глаз будто упала туманная пелена, какая бывает рано утром, когда только проснешься.

Томас предвидел, что за ночь фон Хамборк успеет обдумать его слова, но примет сторону священника и, возможно, собственной супруги, поэтому непременно попытается выставить Бигги за ворота. Так что болезнь Альберта послужила лишь предлогом, чтобы спасти Бигги от верной смерти в лесу. Теперь Томас сможет правдоподобно объяснить трактирщику, почему “ведьма” до сих пор не убралась со двора. А у Бигги появится возможность остаться.

Додумавшись до этого, я отбросил всякие сомнения: да, именно таков замысел Томаса. Просто сперва я не разглядел его.

– Да, – ответил Томас, отодвигая ноги Альберта и усаживаясь на краешек лежанки. Он ободряюще улыбнулся Бигги. – Но есть еще одна причина, о которой ты не упомянула. Я сказал, что ты умеешь ухаживать за больными, а это пригодится не только мне, но и… – он легонько хлопнул ладонью по ноге Альберта, – нашему пациенту. И меня разбирает любопытство: по-моему, ты многому можешь меня научить.

Бигги звонко расхохоталась:

– Что-о?! Решили поучиться у ведьмы?! Профессор – ведьмин ученик? – Она вдруг стала серьезной. – Как вы узнали?..

Томас пожал плечами:

– Вчера за обедом я заметил, что Мария пьет вытяжку из листьев кресс-салата. И предположил, что кто-то присоветовал это девушке как лекарство от зубной боли. Я решил, что разбираться в подобных вещах может либо сидящая на кухне нищенка, либо сама трактирщица. К тому моменту я еще не имел чести познакомиться с трактирщицей. Как выяснилось позже, даже если бы хозяйка и знала, что кресс-салат может унять зубную боль, она вряд ли стала бы делиться этим знанием со служанкой, к которой питает не самые теплые чувства. Поэтому никого, кроме тебя, не осталось.

Я тихо сидел, стараясь уследить за ходом их беседы и понимая, что мне еще многому предстоит научиться, например, видеть, слышать и улавливать истинный смысл происходящего вокруг.

Профессор с “ведьмой” принялись осматривать Альберта и обсуждать его возможное лечение, а я постарался припомнить предыдущие дни – ведь я мог забыть какие-то события или разговоры, потому что не придавал им никакого значения. Может, о каком-нибудь из них я забыл рассказать Томасу?