Нил Стивенсон - Вирус «Reamde»

– Дальше ты дорогу найдешь, – кивнул Чет. – Просто иди медленно и смотри, нет ли мин.

На сей раз он позволил ей идти первой. Зула прошла футов пятьдесят, дождалась, пока Чет нагонит, и двинулась дальше. Главную выработку пересекали еще несколько поперечных, но сомнений, куда идти, уже не было: в туннеле дышалось куда легче, и темнота стала чуть более серой. Зула нарочно ступала совсем медленно, чтобы не отрываться от Чета – все равно потом ждать, – а в таком темпе она могла внимательнее высматривать мины-ловушки. Они добрались до главной штольни, где сохранились рельсы, и нашли вагонетку-платформу в относительно исправном состоянии. Зула, убедившись, что там нет стальной проволоки и мин «Клеймор», убедила Чета сесть на платформу, уперлась руками ему в плечи и принялась толкать вагонетку по рельсам. Штольня оказалась на удивление длинной, зато с каждым поворотом в ней становилось светлее, и наконец, повернув в очередной раз, они ослепли от солнца, бьющего прямо в устье. Здесь было самое очевидное место для мины-ловушки, так что они подождали, пока привыкнут глаза, немного перекусили, а Чет засосал еще бутылку воды. Потом он встал, и еще ярдов сто они прошли медленно, шажок за шажком.

Последняя ловушка была всего-навсего стальной проволокой, протянутой от стены к стене на высоте щиколотки за два ярда до выхода, где всякий торопящийся выйти из штольни припустил бы почти бегом. Чет велел Зуле перешагнуть проволоку и отойти подальше. Только когда она была достаточно далеко, он пустил в ход кусачки – боялся, что при этом сработает особо подлое самодельное взрывное устройство. Однако ничего не произошло, и Чет, пошатываясь, вышел из штольни, похожий на дух рудокопа, умершего в забое сто лет назад.

Они проделали меньше мили по прямой, но вступили в другой мир. Зула догадывалась, что преобладающие южные ветра с Тихого океана обильно снабжают долину влагой: воздух тут был куда более сырой, чем со стороны шлосса, а растительность принадлежала к совершенно иному биоценозу. Они вошли в штольню из аридной каменной пустыни, а вышли во влажный лес.

Влажный и девственный. На этом конце штольни не было граффити и мусора. Чуть поодаль виднелись утоптанные места для палаток и кострище, но если другой вход был на расстоянии недолгой езды от Элфинстона и пешей прогулки от шлосса, то в это место, зажатое между границей и почти непроходимым хребтом, люди почти не забредали. Будь здесь какие-нибудь особенные красоты, любители пеших походов и горных велосипедов уж как-нибудь добрались бы и сюда, однако Банфский национальный парк куда живописнее, а попасть туда – много легче, так что эти края привлекали только контрабандистов и членов «Аль-Каиды».

Между деревьями и на склоне еще лежал подтаявший снег, но из-под него тоже сочилась влага, прокладывая в грязи миниатюрные русла. Струйки сливались в ручейки, потом – в бурные холодные ручьи и, наконец, примерно милей ниже, – в полноводную реку. Чет и Зула не видели, но слышали, как дальше река шумно низвергается с высокого уступа. Место это, расположенное почти точно на границе, официального названия не имело, а немногочисленные местные жители знали его как «Американский водопад».

Оливию, разумеется, предупреждали, что в работе МИ-6 нет никакой романтики. Другими словами, что будни разведки совсем не похожи на кино. Ее собеседникам было даже как-то неловко об этом говорить. Не станет же человек, достаточно умный и сведущий, чтобы его взяли в МИ-6, воображать, что попадет в бесконечный сериал про Джеймса Бонда?

Так что она с самого начала знала, что впереди – кропотливый и крайне неромантический труд. Работа в Сямыне вполне оправдала эти ожидания. Бурный заключительный этап не в счет – Оливия прекрасно понимала, что это исключение.

Однако все усилия наставников развеять иллюзии и охладить надежды не подготовили ее к поездке из Уэнатчи в Бурнс-Форд на общественном транспорте. Ей повезло: она попала на автостанцию в Уэнатчи за несколько минут до того, как по расписанию должен был уйти автобус в Спокан. Ушел он на полчаса позже. Дело житейское. Оливия купила билет за наличные, залезла в обшарпанный междугородний автобус, пропахший затхлостью и ароматизатором воздуха, и следующие несколько часов смотрела в окно на безжизненные нагорья центральной и восточной части штата Вашингтон, стараясь не слишком привлекать внимание помятых старичков и трудовых мигрантов. Наконец она вылезла на авто– и железнодорожном вокзале Спокана, города наверняка замечательного, но в сумерках совершенно унылого и безликого. Здесь было на десять градусов холоднее, чем на побережье. Следующий автобус в Бурнс-Форд уходил только завтра утром. Чтобы остановиться в гостинице, пришлось бы показать документы, а значит – наследить, поэтому Оливия нашла приличный итальянский ресторанчик, очень медленно поужинала и расплатилась наличными. Потом отыскала кинотеатр и попала на последний сеанс комедии для подростков. Оттуда она вышла примерно в час ночи. Все было закрыто, даже бары. Оставалось одно – гулять, делая вид, будто идет куда-то по делу. В конце концов, проходить пять часов по улице – не смертельно. На ней были удобные туфли на низком каблуке, а ходьба согревала, несмотря на чересчур легкую для этих краев одежду. Впрочем, часа через два, бредя по бесконечной торговой улице, Оливия наткнулась на круглосуточный кафетерий. Там она съела самый обильный в своей жизни завтрак, еще час читала единственный номер «Ю-эс-эй тудей»,потом расплатилась наличными и вышла на улицу.

К шести часам начало светать, появились первые бегуны и начали открываться «Старбаксы». Оливия просидела в одном из них час, затем вернулась на вокзал и села на автобус до Сендпойнта и Бурнс-Форда. В 08.06 он тронулся. Второй отрезок пути почти не отличался от первого, если не считать трудноуловимой атмосферы специфического регионального безумия. Трасса Уэнатчи – Спокан шла через пустынные плоскогорья, кое-где орошенные и возделанные, что в целом придавало им уютный сельскохозяйственный вид. Ближе к Спокану стали появляться деревья, сперва единичные, потом купы и, наконец, рощицы. За Споканом лес стал сплошным, трасса ныряла в долины и подолгу взбиралась на холмы, а постройки вдоль нее все меньше походили на фермы и все больше – на сторожевые заставы. Появились рекламные щиты с гневными нападками на ООН и надписи масляной краской, бичующие дефицит федерального бюджета и предрекающие его гибельные последствия. Впрочем, разумеется, Оливия примечала такие детали главным образом потому, что старательно их выискивала. На самом деле здесь были по большей части фастфуды и мини-маркеты, как повсюду в Америке, загородные дома по берегам рек и озер, ранчо (на открытых ровных участках) или просто сельская бедность. Иногда автобус взбирался на перевал, и Оливия думала, что попала в совсем девственные края, пока не замечала на склонах серпантин лесовозной дороги.