Гиллиан Флинн - Острые предметы

– Да, хорошо. Спасибо.

Теперь можно вычеркнуть одно дело из моего репортерского ежедневника – причем здесь никто меня оскорблять не стал.

Ричард назначил мне встречу в «Гриттис», так называемом семейном ресторане с салат-баром, где было все, кроме салатов. Впрочем, в конце стойки стояла мисочка с листовым салатом, блеклым и забрызганным жиром, – видимо, о нем вспомнили только в последний момент. Когда я торопливо вбежала, опоздав на двадцать минут, Ричард заигрывал с хорошенькой упитанной официанткой. Эта девушка, чье лицо было круглым, как пирожок – один из тех, что лежали на вращающейся тарелке за ее спиной, – казалось, не замечает, что я жду, перетаптываясь с ноги на ногу. По всей видимости, раздумывала, сможет ли завлечь Ричарда, и уже готовилась написать об этом в своем дневнике, когда придет домой.

– Прикер, – сказал он, не отводя взгляда от девушки, – надо же так опаздывать! Хорошо, что здесь была Джоэнн, она меня пока немножко развлекла.

Девушка хихикнула, хмуро глянула на меня, потом проводила нас за столик в углу и бросила передо мной засаленное меню. На столе оставались круги от бокала и тарелки предыдущего посетителя.

Потом официантка вернулась и протянула мне стакан воды величиной с наперсток, а Ричарду – бокал газировки с сиропом, размером с ведро.

– Вот, Ричард, я ничего не забываю – видите?

– Поэтому ты моя самая любимая официантка, Кэти.

Мило.

– Камилла, привет! Я уже слышала, что ты в Уинд-Гапе.

Эти слова мне были уже поперек горла. Вглядевшись в официантку, я узнала в ней бывшую одноклассницу. Мы с ней полгода дружили в выпускном классе, пока встречались с двумя закадычными друзьями. Моего парня звали Фил, ее – Джерри, это были заядлые спорт смены: осенью они играли в футбол, зимой занимались борьбой и круглый год устраивали гулянки в подвале у Фила. Мне вспомнилось, как мы с Кэти сидели на корточках перед домом, держась за руки, чтобы сохранить равновесие, и писали прямо за стеклянной дверью. Мы были такими пьяными, что не хотели подниматься в туалет на второй этаж, было стыдно показаться маме Фила на глаза. Помню, Кэти рассказывала, что она занималась с Джерри сексом на бильярдном столе. Вот почему стол был таким липким.

– Привет, Кэти, рада тебя видеть. Как дела?

Она всплеснула руками и посмотрела вокруг:

– Ты, наверно, сама понимаешь. К тому же ты ведь поэтому и приехала, да? Тебе привет от Бобби. Бобби Киддера.

– Ах да! Господи… – Я и забыла, что они женаты. – Как он поживает?

– По-старому. Приезжай к нам как-нибудь в гости. Если у тебя будет время. Мы живем на улице Фишер.

Я представила, как сижу в гостиной у Бобби и Кэт Киддер. Громко тикают часы, и я думаю, что сказать. Говорила бы в основном Кэти. Как всегда. Это такой человек: она скорее будет читать вслух уличные вывески, чем молчать. Бобби, если он не изменился, напротив, молчалив, но дружелюбен. Этого парня мало что интересовало; только если речь заходила об охоте, в его серо-голубых глазах загорался огонек. В школьные годы он хранил копыта всех подстреленных им оленей, парочку свежих трофеев всегда носил в карманах и при каждом удобном случае барабанил ими по любой твердой поверхности. Мне всегда казалось, что это азбука Морзе мертвых оленей, запоздалый сигнал бедствия будущей оленины.

– Ну что, ребята, будете что-нибудь заказывать?

Я попросила принести пива, в ответ на что Кэти надолго замолчала. Потом она оглянулась и посмотрела на часы на стене.

– Э-э-э-э… Вообще, до восьми вечера мы спиртное не продаем. Но я попробую, в память о добрых старых временах, принести тебе одну бутылочку, втихую, хорошо?

– Ну, мне не хотелось бы, чтобы у тебя были проблемы из-за меня.

Нелепые деспотические правила – это как раз в духе Уинд-Гапа. Если бы до пяти не продавали – куда ни шло. Так нет, кому-то обязательно надо заставить вас ждать до восьми, чтобы вы чувствовали себя виноватыми.

– Да ладно, брось. Давненько мне не приходилось делать что-то настолько интересное.

Кэти ушла воровать для меня пиво, а мы с Ричардом прошли к барной стойке и набрали себе в тарелки разной еды: стейков, кукурузной каши, картофельного пюре. Ричард также взял кусок тряского желе, которое стало таять, едва мы вернулись за столик. На подушке моего сиденья уже лежала бутылка пива, принесенная Кэти.

– Вы всегда пьете так рано?

– Это всего лишь пиво.

– Когда вы вошли, от вас уже пахло спиртным, хоть вы и жевали драже. Я думаю, «Винтергрин»?

Он улыбнулся, словно спрашивал просто так, из любопытства, вовсе и не думая меня осуждать. Бьюсь об заклад, что на допросах он был великолепен.

– Драже жевала, но спиртного не пила.

По правде сказать, поэтому я и опоздала. Уже подъехав к парковке, поняла, что должна как-то смягчить запах алкоголя; ведь не могла же я не пропустить стаканчик, уехав из дома Кинов. Тогда я проехала несколько кварталов и зашла в круглосуточный магазин, где купила драже. «Винтергрин».

– Ладно, Камилла, – сказал он мягко. – Ничего. В конце концов, это не мое дело. – Он стал есть картофельное пюре, красное от растаявшего желе, и больше ничего не говорил. Казалось, он немного смущен.

– Так что вы хотите знать об Уинд-Гапе?

Я чувствовала, что сильно его разочаровала, точно безалаберная мама, которая не сдержала обещания сводить сына на день рождения в зоопарк. Теперь, чтобы ему угодить, хотелось рассказать ему все как есть – правдиво ответить на его следующий вопрос. И тогда у меня мелькнула мысль: а не для этого ли он сначала заговорил об алкоголе? Умный коп.

Он посмотрел на меня пристальным взглядом.

– Меня интересует насилие. Оно везде совершается по-своему – у каждого города свой стиль. Как это происходит здесь: в открытую или тайно? Группировками – например, случаются ли драки в барах, бывают ли групповые изнасилования – или индивидуально, отдельными лицами? Кто чаще всего нападает? Кто страдает?

– Ну, не уверена, что смогу дать вам общий отчет.

– Расскажите о каком-нибудь случае явного насилия, который вы видели в детстве.

Как мама укусила малыша.

– Я видела, как женщина причинила боль маленькому ребенку.

– Отшлепала его? Ударила?

– Укусила.

– Понятно. Мальчика или девочку?

– Кажется, девочку.

– Это был ее ребенок?

– Нет.

– Ясно. Хорошо. Значит, было совершено насилие над ребенком женского пола отдельным лицом. Я выясню, кто это сделал.

– Я не знаю имени и фамилии той женщины. Она приехала сюда к кому-то в гости.

– А кто может знать? Если у нее здесь родственники или друзья, то это стоило бы выяснить.

Мои руки и ноги стали деревенеть. Еще немножко – и отвалятся. Я прижала пальцы к зубьям вилки. Теперь, рассказав об этом случае, я ощутила панику. Мне не приходило в голову, что Ричард станет выспрашивать подробности.