Кэрол Дуглас - Черная часовня

Это неистовый экстаз танца. Голоса вздымаются все выше. Мужчины и женщины начинают падать, содрогаясь всем телом.

На каменном полу они извиваются, как змеи, и, подобно змеям же, начинают появляться оголенные конечности… руки, ноги, мужские органы. И сливаются. Они бросаются друг на друга, словно волки. Это римская оргия, на которую ни у одного римлянина не хватило бы воображения. Воздух наполнен зловонием греха и спасения, спиртного и горящих свечей. Экстаз чувственный и религиозный.

Я стою в своей потайной нише, под завесой из мокрой шерсти; меня никто не видит, не ощущает, не трогает.

Этот танец – более величественный и более низменный, чем пляски цыган. Это балет примитивной души. Бессмысленные возгласы и восклицания эхом отражаются от костей мертвых мучеников.

Один из мужчин стоит в стороне от остальных. Но он наблюдает за толпой лихорадочно горящими глазами и вдруг хватается за штаны в паху и разрывает их.

Зияющие раны открываются взгляду там, где должны быть его половые органы.

– Ecce homo! [71] – выкрикивает кто-то на почти неузнаваемой латыни, единственном из языков вавилонских, который я слышу во время этой безумной церемонии.

Се муж. Муж, лишенный мужественности, думаю я, глядя на кастрата. Дрожь пробегает у меня по телу.

Демонстрация увечий и его гордость ими только подстегивают толпу к еще большему неистовцу. Я слышу удары хлыста и закрываю глаза.

Мне казалось, что меня ничто не может поразить, но сейчас получаю доказательство обратного.

Мой зверь превзошел и самого себя, и меня.

Возможно всё.

Я стискиваю зубы, желая отгородиться от звуков, стонов, крови, зловонных жидкостей, от чрезмерного, безумного, властного – от великого.

Я подожду, пока все это закончится и мой зверь проводит меня домой.

Тогда я смогу сделать с ним все, что захочу.

Или нет.

Я все еще господин, даже если мой слуга – само безумие.

Из дневника

К счастью, я всегда сплю очень чутко.

Услышав, как в главной зале скрипнула половица, я поднялась с постели и выбралась из-за разделительной шторы, открыв ее совершенно беззвучно.

Представьте себе мой испуг, когда в тусклом свете, проникающем через окна, я увидела крадущуюся по комнате темную фигуру в брючном костюме.

Хотя по настоянию Ирен мы и отправились в кровать пораньше, мне было неспокойно, и я никак не могла заснуть. Их с Нелл рассказ о посещении морга меня расстроил. Как нехорошо с их стороны было не взять меня в такую увлекательную экспедицию! Никакие стенания Нелл по поводу увиденной ими кошмарной сцены не могли насытить моего любопытства. Я уже начинала жалеть, что присоединилась к ним, и была готова сбежать. Я привыкла существовать одна. Я привыкла быть ведущей, а не ведомой.

А теперь, возможно, мне придется возглавить борьбу с грабителем, не имея в арсенале никакого оружия, кроме собственного остроумия.

Обычно я полагалась на безобидные современные аксессуары, которые в руках мудрой женщины превращаются в оружие: зонтик и шляпную булавку. Экипировавшись таким образом, можно безбоязненно ходить по улицам в любой части мира и быть готовой к любой ситуации.

Увы, но ночная рубашка не предполагала никаких аксессуаров, поэтому мысли заметались в поисках домашнего эквивалента женского оружия. Единственное, что пришло на ум и оказалось под рукой, – бронзовая лампа на столике, у которого я находилась.

Я схватила ее, приготовившись к сражению, но случайно задела безделушки, стоявшие рядом с лампой.

Фигура замерла. Пока я снова искала ее взглядом, рука в кожаной перчатке крепко обхватила мне запястье, словно наручники.

– Ш-ш-ш! – приказал голос. – Вы разбудите Нелл.

Темная фигура потянула меня обратно по направлению к алькову, где забрала лампу, которую я до сих пор сжимала, и водрузила ее на письменный стол.

Занавески в моем закутке были задернуты не так плотно, как в главной зале, поэтому я сразу же смогла узнать Ирен Адлер Нортон, несмотря на ее мужской наряд.

– Миссис Нортон! Ирен.

Она повернулась, чтобы задернуть за нами разделительную штору, после чего, уперев руки в боки, уставилась на меня со строгой гримасой французской няни, отчитывающей избалованного ребенка или непослушного пуделя.

– Ну что мне с вами делать, мисс Пинк? – вопросила она.

– Куда вы собрались? – в свою очередь поинтересовалась я, также полушепотом.

– Не ваше дело.

– Боюсь, что мое, раз уж мне посчастливилось застукать вас в такой безбожно поздний час.

– Да сейчас только одиннадцать часов!

– Так куда вы собрались?

– Может быть, у меня задание.

– А Нелл распиналась о вашей преданности чертовски привлекательному, но при этом святому Годфри. Жду не дождусь, когда смогу увидеть сей ходячий парадокс.

– Когда это вы успели узнать о Годфри?

– Когда уделила момент для того, чтобы послушать вашу подругу, которая только и делает, что нахваливает своих знакомых и говорит гадости про моих.

– Неужели. – На секунду между нами повисла тишина. Наконец Ирен проговорила: – Вы не та, за кого себя выдаете.

– Не могу не признать. Но и вы часто устраиваете маскарад. В чем разница?

– Разница в том, что я работала агентом частного сыска, а вы нет.

– Нет. Пока еще нет.

– Нелл права, называя вас кокеткой.

– Принимаю как комплимент.

– Вы никому не расскажете об этой вылазке.

– Разумеется. Если вы возьмете меня с собой.

Она прошипела какое-то бранное слово на французском, но так тихо, что я не расслышала, какое именно.

– Вы же понятия не имеете, куда я иду и зачем!

– Именно поэтому надеюсь на отличное приключение.

– Я решила не брать с собой Нелл, с которой мы бывали в подземных склепах Праги и видели двух утопленников. Почему я должна брать вас?

– Потому что я поймала вас с поличным и меня надо умаслить, чтобы я не проговорилась? – невинно предположила я. Я до сих пор умею разговаривать как маленькая девочка. Это мое третье по счету самое эффективное оружие.

– Бесстыдная кокетка!

– Благодарю вас.

– Вы одеты неподходящим образом.

– Просто скажите мне, как одеться.

– В самый темный, самый скромный костюм из всех, что у вас есть. Такой, в котором вас могли бы принять за Нелл.

– У меня как раз есть вещица из шерстяной шотландки скромной расцветки: в черную и бежевую клетку.

– Очень хорошо. Только быстро!

С этими словами она повернулась и вышла, оставив меня самостоятельно затягивать корсет и зашнуровывать ботинки. Пальцы у меня так и порхали, справляясь с нелегкими задачами, а сердце возбужденно билось. Я была уверена, что Ирен Адлер Нортон направляется туда, куда приличные дамы в такой час не ходят. И она собиралась пойти туда одна. Какая женщина!