Нил Уайт - Игра на выбывание

– Зачем вы привезли меня сюда?

Раздался громкий, пронзительный смех, и снова от стен отразилось эхо. Нет, это определенно большое пустое помещение. Моника завертела головой, пытаясь определить, откуда донесся звук, но потом постаралась взять себя в руки. Необходимо собраться. Моника опустила подбородок и попыталась сосредоточиться. Но случившееся просто в голове не укладывалось – ее ударили и в полубессознательном состоянии выволокли из машины, а потом запихнули в припаркованный рядом фургон. Моника пыталась сопротивляться, но их было двое. Ей завязали глаза, связали руки и ноги. А потом привязали к стулу и оставили. Она понятия не имела, сколько прошло времени и какой опасности ждать. Монике постоянно казалось, что к ней подкрадываются, и она вздрагивала от шороха крыльев, капель, падающих на бетон, скрипа и позвякивания разболтавшейся металлической ограды. В траве раздавался шорох, будто там бегали грызуны.

Моника опять принялась бороться с веревками, но связали ее крепко.

– Мне нужно в туалет, – произнесла она, но, когда женщина за спиной рассмеялась, Моника поняла, что со стороны ее слова прозвучали как слабая и неубедительная попытка обмануть этих людей. Впрочем, так оно и было.

– Никто тебе не мешает, – со злобным смешком произнесла женщина. – Если хочешь, давай прямо здесь, только тебе самой это помешает.

– Когда?

– Потом.

Моника охнула и вздрогнула, почувствовав, что шеи коснулась чья-то рука. Пальцы были грубее, чем те, которые схватили ее в машине. Рука была мужская. Моника ощутила сухую, загрубевшую кожу. Прикосновение царапало. На шее выступил пот. Моника попыталась отпрянуть или хотя бы прикрыть шею, но потом поняла, что мужчина тянется вовсе не к ней, а к волосам. Палец провел по волоскам на шее, потом рука принялась перебирать пряди и пропускать их между пальцев. Моника определила это по едва ощущавшемуся натяжению. Потом рука провела по ее волосам сверху вниз, приглаживая их, и остановилась на уровне груди. Моника не удержалась и издала испуганный стон. Тут раздался еще один звук. Щелканье металлических лезвий.

– Что это? – спросила Моника, испугавшись еще больше.

Волосы натянулись сильнее. Моника охнула и услышала, как кто-то облизнул губы, а потом снова щелкнули лезвия, и натяжение ослабилось. Раздался стон удовлетворения, а потом Моника ощутила на затылке чье-то дыхание, будто неизвестный делал глубокий вдох. Запах пота ощущался совсем близко. Это точно был мужчина. Запах кислый, влажный. Моника опять постаралась увернуться, не зная, что сейчас будет. Однако ничего не произошло, если не считать того, что Моника продолжала слышать звуки дыхания. Моника закрыла глаза и стиснула зубы. Повязка насквозь промокла от слез.

– Пожалуйста, перестаньте, – взмолилась она. В голосе явственно слышалось отчаяние. – Мне страшно. Хватит. Прошу вас, отпустите меня.

– Хватит? – громко и пронзительно прозвучал женский голос. – Думаешь, мы все это для того затеяли, чтобы к стулу тебя привязать? Веселье только начинается.

Кто-то опустился на колени рядом с Моникой, началось какое-то шевеление, и неожиданно ее ноги освободили от веревок – сначала одну, потом вторую. Моника не знала, то ли радоваться, то ли бояться. Может, сейчас будет хуже, а может, и лучше, и ее все-таки отпустят.

Монику с силой пнула в грудь нога в сапоге. Охнув от боли и неожиданности, она упала. Постаралась сгруппироваться и не удариться затылком, когда стул опрокинется на бетон. В ночной тишине звук падения прозвучал громко. Стул отлетел в сторону. Моника лежала на полу, тяжело дыша и морщась. Руки все еще были связаны за спиной, повязка на месте. Она инстинктивно поджала колени, чтобы защитить себя. Кто-то опустился на корточки рядом с ней. И снова женщина. Моника почувствовала запах духов.

– Это твой шанс вырваться на свободу, – тихо произнесла женщина.

Сначала Моника ничего не ответила. Она лежала, тяжело дыша и чувствуя, как джинсы стали влажными. Когда ее ударили, от неожиданности она утратила контроль над собой. Судя по звукам дыхания, женщина сидела и терпеливо наблюдала за ней.

– Ничего не понимаю, – выдохнула Моника. – Зачем вы это делаете?

Послышался смех.

– Тебе и не надо понимать. Просто играй по правилам.

– По каким правилам? О чем вы?

– Об игре. Нашей игре. Мы все время в нее играем.

– Это не игра, – произнесла Моника, пытаясь высвободить руки, но тщетно.

– Все очень просто. Через полчаса мы убьем тебя, если не сумеешь выбраться отсюда.

Моника разрыдалась, щеки намокли от слез, несмотря на повязку.

– Я же не знаю, где нахожусь. И ничего не вижу.

Снова раздался смех, и женщина прошептала на ухо Моники:

– Вот поэтому нам и нравится эта игра, милая.

Сэм выругался, когда совсем рядом с маминым домом пришлось остановиться на светофоре. Он достал мобильник и набрал номер Джо, но телефон был отключен.

– Джо, это я, – выпалил Сэм, как только включилась голосовая почта. – Приезжай к маме, как только сможешь. Это касается Руби.

Наконец включился зеленый, и Сэм бросил телефон на соседнее сиденье. На дорогу ушло слишком много времени – всюду красные сигналы светофора и пробки. Манчестерские дороги не справлялись с автомобильным потоком, не спасали никакие объезды – добраться до цели быстро было попросту невозможно.

Свернув на улицу, где вырос, Сэм увидел в окне маму, которая ходила туда-сюда, время от времени выглядывая на улицу. Машину Сэм закрывать не стал, слишком торопился. Мама заметила, как Сэм спешит к двери, и, когда он вбежал в дом, она сидела на диване и держала за руку Руби. Сестренка явно только что плакала.

– Что случилось? – выдавил запыхавшийся Сэм.

Руби взглянула на него, потом на маму и произнесла:

– Мне надо поговорить с Сэмом. Наедине.

Когда мама вставала с дивана, вид у нее был обиженный. Впрочем, она и сама понимала, что именно по этой причине и вызвала Сэма – старшему брату Руби уж точно могла довериться, он был для нее почти отцом. Руби старалась не показывать, до какой степени напугана, однако выражение глаз и изгиб губ говорили сами за себя. Когда дверь закрылась, Сэм велел:

– Рассказывай.

Руби сразу же разрыдалась.

– Я ничего плохого не делала.

– Да, но если не расскажешь все как было, как же я тебе помогу?

Руби неуклюже забралась с ногами на диван и обхватила руками колени. По щекам катились слезы, и прерывающимся голосом она выговорила:

– Я шла по тропинке…

Сэм похолодел. Он опустился в кресло напротив.

– По той самой? – уточнил он, хотя уже знал ответ.

Руби кивнула. Сэм закрыл глаза. На тропинке убили Элли.

Сразу потоком нахлынули мысли о сестре. Сэм много раз пытался воссоздать в памяти то утро, когда в последний раз видел Элли. В школу она обычно уходила бодрая и веселая. Элли была такая же высокая и нескладная, как и Руби сейчас. На плече висел рюкзак из какой-то ткани, Элли вечно швыряла его в траву, поэтому учебники были грязные и мокрые. Но Сэм не мог припомнить, была ли Элли в таком же веселом настроении в то утро. Он попросту не обратил внимания, ведь день был самый обычный. И все же на душе становилось теплее, стоило представить, как Элли улыбнулась им перед тем, как уйти. Сэм открыл глаза и посмотрел на Руби. Та перестала плакать и поверх колен глядела на брата большими, влажными глазами – точь-в-точь как у газели.