Мэри Кубика - Милая девочка

– И ты сможешь что-то сделать?

Я признаюсь, что иногда, приезжая к маме в воскресенье, удивляюсь, что она еще жива. Она ничего не ест. Вся еда, которую я оставляю для нее в морозильной камере, остается на месте. Порой дверь не заперта. Иногда включена плита. Я предлагал ей переехать ко мне, но она отказывается. Говорит, это ее дом. Ей не хочется уезжать из Гэри. Она прожила там всю жизнь. Выросла в этом городе.

– Конечно, есть соседи, – продолжаю я. – Одна пожилая дама приходит к ней раз в неделю, чтобы проверить, достаточно ли осталось продуктов. Ей семьдесят пять, но она чувствует себя лучше, чем мама. Однако у каждого своя жизнь. Я не могу просить их заботиться о чужой им женщине.

У меня есть тетя, Валери. Она живет неподалеку, в Гриффите. Иногда она помогает. Думаю, ей теперь известно, что со мной случилось. Наверняка слышала от соседей или видела мою фотографию по телевизору. Надеюсь, она понимает, что мама осталась одна, и постарается как-то ей помочь.

Мама не знала, что я планирую поместить ее в дом инвалидов. Ей бы это не понравилось. Но ничего лучше я не могу для нее сделать. Это своего рода компромисс.

Конечно, не лучший. Дом инвалидов дерьмовое место. Никому не пожелаешь там оказаться. Но другого я не в состоянии предложить.

Беру с кресла куртку. Как же мне плохо. Я не смог позаботиться о собственной матери. Надеваю ботинки и прохожу к двери, даже не взглянув на девчонку, хотя едва не сбиваю ее с ног.

Она кладет руку мне на плечо.

– Идет снег, – говорит она.

Я рывком сбрасываю ее руку.

– Мало кому захочется погулять в такую погоду.

– Плевать.

Она берет на руки кота, чтобы тот не убежал.

– Воздухом хочу подышать, – бросаю я и выхожу, хлопнув дверью.

Сразу после Дня благодарения читаю о том, как одна женщина закрыла в микроволновке свою трехмесячную дочь, а другая перерезала горло дочери трех лет от роду. Как несправедлива жизнь. Почему Бог дал этим горе-матерям детей, а моего ребенка забрал? Неужели я хуже их?

Погода на праздник выдалась по-весеннему солнечной и теплой.

Пятница, суббота и воскресенье были почти такими же, хотя, когда мы уже доедали картофельное пюре, за окном появились признаки типично чикагской зимы. Метеорологи за несколько дней предупреждали нас о приближении метели, которая разразилась в четверг вечером. В магазинах почти не осталось воды в бутылках – люди готовились к предстоящему урагану; бог мой, можно подумать, это не зима, а атомная война.

Решаю воспользоваться теплой погодой и украсить дом. Настроение у меня далеко не праздничное, но все же я не отказываюсь от задуманного, в большей степени чтобы разогнать тоску и заполонившие голову мрачные мысли. И разумеется, без всякой надежды, что это как-то отвлечет Джеймса или меня саму. Я думаю, что Мия может вернуться именно к Рождеству и будет рада увидеть и елку, и светящиеся гирлянды, и знакомый с детства изрядно потрепанный чулок с вышитым ангелом. Раздается звонок в дверь, и я по привычке срываюсь с места с одной пульсирующей мыслью в голове: Мия?

В спешке перешагиваю через гирлянду, которую в тот момент проверяю и распутываю. Никогда не понимала, откуда появляются узлы на гирлянде, месяцами лежащей в коробке на чердаке. И все же каждый год мне приходится сталкиваться с этой проблемой, неизбежной, как зима в Чикаго. Из колонок доносятся звуки песни «Колядка колокольчиков», а я все еще сижу в пижаме – шелковой рубашке и свободных штанах, затягивающихся шнуром на талии. На часах десять утра, и в моем понимании пижама вполне подходящая одежда для этого времени, тем более что на столе стоит кружка с кофе, хотя молоко в ней уже скоро скиснет. В доме предпраздничный беспорядок: везде разбросаны красные и зеленые пластиковые коробки для хранения, крышки от которых я сложила в одном месте, чтобы не мешались под ногами; ветки искусственной елки, которую мы с Джеймсом наряжаем каждый год со времен, когда он еще учился в университете и мы снимали квартиру в Эванстоне. Теперь она разобрана на несколько фрагментов, разбросанных по всей гостиной. Оглядываю ящики с украшениями, которые мы собирали на протяжении многих лет. Здесь и детские игрушки, подаренные на первое Рождество, и леденцы в форме трости, и поделки, которым обычно не находится места на елке, и они вынуждены годами пылиться в коробках. Я всегда считала, что наша рождественская елка должна быть самой нарядной и красивой, чтобы все гости ею любовались. Мне отвратительны нелепые украшения, все эти снеговики и старинные безделушки, которые часто можно увидеть во многих домах под Рождество. В этом году, клянусь, я впервые вешаю на елку все поделки моих девочек.

Вижу в окне профиль детектива Хоффмана. Открываю дверь, и первым меня приветствует порыв холодного воздуха.

– Доброе утро, миссис Деннет, – говорит он, переступая порог, не дождавшись моего приглашения.

– Доброе утро, детектив. – Рукой стараюсь пригладить растрепавшиеся волосы.

Он оглядывается.

– Вижу, вы решили украсить дом.

– Пытаюсь. Распутываю гирлянду.

Усмехнувшись, он скидывает куртку и бросает ее на пол рядом с ботинками.

– Знаете, в этом деле я стал настоящим профессионалом. Вы не против? – спрашивает он и протягивает руку к проводам.

Говорю, что буду рада его помощи. Как приятно, что кто-то закончит за меня столь надоедливое дело.

Предлагаю детективу кофе, зная, что он не откажется, как не отказывается никогда, и будет пить его с большим количеством сахара и молока. Беру свою кружку и готовлю себе свежий. Когда я возвращаюсь в гостиную, держа в каждой руке по кружке, он стоит на коленях и распутывает узлы кончиками пальцев. Ставлю кофе на подставки на столике и усаживаюсь рядом, чтобы ему помочь. Он, несомненно, пришел поговорить о Мии, но неожиданно спрашивает о каком-то городе в Миннесоте, интересуется, бывала ли я там.

– Никогда. Почему вы спрашиваете?

– Из любопытства. – И добавляет, что видел несколько фотографий, и они ему понравились. Портовый город в сорока милях от канадской границы.

– Это имеет отношение к Мии? – Он пытается уйти от ответа, но я настаиваю: – Что случилось?

– Просто догадка. Точно ничего не известно, – признается он. – Но я этим занимаюсь. – Перехватив мой умоляющий взгляд, он добавляет: – Вы все узнаете первой.

– Хорошо, – соглашаюсь я со вздохом. Я давно поняла, что детектив Хоффман – единственный человек, кого поиски моей дочери волнуют не меньше, чем меня.

Прошло почти два месяца с того момента, как детектив появился в моем доме. С тех пор он заходит почти ежедневно, например для того, чтобы получить ответ на какой-то вопрос о Мии, проверить, верны ли его мысли на ее счет. Он терпеть не может мое обращение к нему « детектив », а я ненавижу его « миссис Деннет ». И все же мы неделя за неделей продолжаем придерживаться этого официального стиля общения, хотя после стольких часов разговоров о личной жизни Мии мы уже давно могли бы перейти на «ты». Он мастер говорить ни о чем и ходить вокруг да около. Джеймс до сих пор считает его идиотом. Мне же он кажется очень милым.