Мэри Кубика - Милая девочка

Она идет в ванную, чтобы снять промокшую одежду и надеть чистые штаны, которые высохли на карнизе. Выйдя из ванной, говорит:

– Никто раньше не рубил для меня елку.

Она подходит ближе и смотрит, как я забрасываю поленья в потухающую печь. А потом говорит, что я всегда такой, все делаю не бездумно, а со знанием дела, хотя притворяюсь, будто ничего не умею. Я молчу в ответ.

Сажусь на диван, кладу ноги на столик и накрываю их пледом. Дыхание до сих пор не восстановилось.

– Сейчас бы все отдал за бутылку пива, – говорю я.

Она смотрит на меня и садится рядом. Мы сидим, кажется, очень долго. Я чувствую, как она на меня смотрит.

– А ты? – спрашиваю я ее.

– Ты о пиве?

– Да.

– Пожалуй.

Вспоминаю, как мы сидели рядом в баре и пили пиво. Спрашиваю, помнит ли она тот вечер, и она кивает.

– Кажется, это было миллион лет назад.

– Который сейчас час?

Часы лежат на столике, я приподнимаюсь и тянусь к ним. Два часа ночи.

– Устал?

– Немного.

– Спасибо за елку. Спасибо, что срубил нам елку.

Смотрю на наш трофей, по-прежнему прислоненный к стене. Дерево кривое, ветки поломаны, но она уверяет, что оно самое красивое.

– Я сделал это для тебя. Чтобы ты перестала грустить.

Обещаю найти гирлянду. Не представляю, как это сделать, но обещаю, и обязательно сделаю. Она говорит, что это не важно.

– Так тоже здорово.

Повторяю, что гирлянда будет.

Она спрашивает, ездил ли я когда-то в метро. Отвечаю, что, конечно, ездил, как же в Чикаго без метро. Она говорит, что чаще всего пользовалась красной веткой. Приятно мчаться под землей и представлять, что суматохи наверху вовсе не существует.

– А на автобусе ты ездил?

Удивляюсь, куда она-то на нем ездила.

– Случалось, – улыбается она. – Ты ходил куда-то вечером? В бар, например.

– Иногда. Вообще, это не мое.

– Но ты ходишь?

– Да. Иногда.

– А по озеру ты катался?

– Я знаю одного парня на станции Белмонт-Харбор.

Там на катере живет парень, он работает на Далмара. Следит, чтобы катер был в порядке, на случай если кому-то надо будет срочно сбежать. У него всегда в запасе провизии на месяц, чтобы хватило добраться до Канады. Так живут такие люди, как я. Всегда готовы бежать и скрываться.

Она кивает. Белмонт-Харбор. Да, конечно. Говорит, что бегает по утрам неподалеку.

– Я могла тебя там встретить. Мы могли столкнуться в метро, в автобусе.

– В Чикаго живут миллионы людей.

– Но ведь это было возможно.

– Наверное. К чему ты это говоришь?

– Просто так.

– В чем дело?

– Мы могли бы встретиться… не…

– Не в такой ситуации? Это ты хочешь сказать? – Я не стремлюсь быть грубым, но это правда. – Скорее всего, нет.

– Ты так думаешь?

– Мы не могли бы встретиться.

– Откуда тебе знать?

– Не могли.

Я отворачиваюсь, натягиваю одеяло до шеи и ложусь.

Прошу ее выключить свет и спрашиваю:

– Ты не хочешь спать?

– Почему ты так уверен?

Мне этот разговор совсем не нравится. Неизвестно, до чего мы договоримся.

– Какая теперь разница?

– Скажи, ты бы захотел познакомиться со мной, если бы не был должен? Ты подошел бы ко мне тем вечером?

– Не забывай, если бы не работа, меня бы не было в том баре.

– А… если предположить, что ты бы все равно пришел?

– Нет.

– Нет?

– Я бы не стал с тобой знакомиться.

Слова будто хлестнули ее по лицу.

– Хм…

Она подходит и выключает свет. Нет, так нельзя все оставлять. Я не хочу, чтобы она ложилась спать расстроенной.

– Все совсем не так, как ты подумала, – произношу я в темноту.

Она пытается защищаться. Это и понятно, я оскорбил ее.

– Откуда тебе знать, что я думаю.

– Дело совсем не в тебе.

– Конечно, во мне.

– Мия…

– Тогда в чем?

– Мия.

– Что?

– С тобой это совсем не связано. Поверь.

Я лгу. Дело именно в ней. Она уже доходит до дверей спальни, когда я решаюсь:

– Когда я впервые тебя увидел, ты выходила из подъезда дома, а я сидел на ступеньках здания напротив и наблюдал за тобой. До этого я видел твою фотографию. Позвонил из автомата на углу и повесил трубку, когда ты ответила. Я знал, что ты дома. Не помню, сколько тогда пришлось ждать, может, минут сорок или час. Мне надо было выяснить, во что я ввязываюсь. И потом я увидел тебя сквозь стеклянные двери. Ты спускалась по ступенькам на первый этаж и говорила по телефону. Вышла и села на ступеньку, чтобы завязать шнурок. Я помню, как красиво рассыпались по плечам твои волосы, когда ты вскинула голову. Мимо проходила женщина со сворой собак. Их было штук пять. Она что-то сказала тебе, и ты улыбнулась, а я подумал, что в жизни не видел… не видел… Я не знаю… Я в жизни не видел такой красивой девушки. Ты пошла вниз по улице, а я сидел и ждал. Мимо шли прохожие, проезжали машины и такси, люди выходили из автобуса на углу. Было часов шесть или семь, стало темнеть. Погода была не самой хорошей, обычный серый осенний день. Наконец ты вернулась. Прошла мимо меня и перебежала через дорогу, махнув такси, которое притормозило, чтобы уступить тебе дорогу. Я был почти уверен, что ты меня заметила. Ты достала ключ и открыла дверь. Теперь я уже тебя не видел, должно быть, ты поднималась по лестнице. Потом в окне твоей квартиры зажегся свет. Я пытался представить, что ты сейчас делаешь. Думал, чем бы мы занимались, если бы я был там, с тобой. Ведь все могло сложиться не так, могло быть совсем по-другому.

Она слушает, не издавая ни звука. Я замолкаю, и она говорит, что помнит тот вечер. Но небо не казалось ей мрачным, хотя было какого-то странного цвета – смесь хурмы и сангрии – с проблесками рассеянного солнечного света. Только Бог мог создать такие краски.

– И женщину я помню. Она вела на поводке трех черных лабрадоров и золотистого ретривера. Ее девяносто с лишним фунтов не были проблемой для рвущихся вперед псов.

Помнит она и звонок, который вызвал в душе чувство тоски и одиночества. Ее друг собирался работать в тот вечер, но хуже всего то, что она была этому рада.

– Я тебя не заметила, – шепчет она. – Я бы запомнила.

Она подходит и садится на диван. Откидываю плед, и она ложится рядом, прижавшись спиной к моей груди. Я чувствую, как бьется ее сердце, как кровь пульсирует в моей голове. Кажется, даже она должна это слышать. Накрываю ее и обнимаю, дотянувшись до ладони. Наши пальцы переплетаются. Через некоторое время она перестает дрожать, и я осмеливаюсь погладить ее по плечу. Близость друг к другу позволяет нам почувствовать себя единым целым. Я зарываюсь лицом в ее грязные светлые волосы и вдыхаю аромат кожи. Мы живы, и внутри каждого из нас происходит такое, отчего перехватывает дыхание.

Мы погружаемся в мир, где не существует никого, кроме нас. Где ничто не имеет значения. Ничто, кроме наших чувств.