Питер Джеймс - Клеймо смерти

Все вежливо улыбнулись друг другу, но разговаривать никому не хотелось. От Батчелора пахнуло сигаретным дымком, и Грейс подумал, что с удовольствием ускользнул бы на минутку — сделать пару затяжек и успокоить нервы. Гленн обнял его за плечи. Грейс шмыгнул носом, достал платок и высморкался.

— Удачи, друг. — Брэнсон сжал кулак и легонько ткнул его в плечо.

Грейсу всегда было интересно, что чувствует тот, к кому сержант приложился в полную силу. Наверное, то же, что и при встрече с летящим камнем.

Снизошедшую на город тишину внезапно разорвал вой сирен — по замершей в пробке Лондон-Роуд пробивалась спешащая «скорая». Впечатление было такое, что остановился весь город. Притихли даже чайки. Несколько минут слышался только четкий и ясный стук копыт.

Потом показался кортеж. Упряжка из четырех черных коней везла карету, за стеклянными стеклами которой виднелся гроб, накрытый флагом суссекской полиции. На флаге лежали цветы и женская полицейская шляпа. За каретой следовал черный лимузин. Перед церковью и карета, и лимузин остановились.

Обняв жену, Грейс провел ее внутрь. На входе им вручили две похоронные программки. Кивая знакомым, они двинулись по проходу. Впереди на скамье расположились мать Беллы, хрупкая пожилая женщина с зиммеровской подставкой, и несколько членов семьи, включая трех детей.

Грейс отдал Клио программку и поднял глаза на стоящую прямо перед ним фотографию ребенка с золотистыми ангельскими кудряшками и датами рождения и смерти внизу. Белла Кэтлин Мой. Она умерла в тридцать пять лет. Он открыл программку, пробежал глазами по порядку службы и с удовольствием отметил, что в списке выбранных гимнов присутствует его любимый «Иерусалим».

Клио говорила, что верит в Бога, но сама в церковь никогда не ходила. Несколько раз, сразу после рождения Ноя, они обсуждали тему веры, решая, нужно ли его крестить. Клио хотела этого — ей нравились традиции и сама идея крестин. Грейс в своих чувствах уверен не был. С одной стороны, он предпочел бы избежать крещения и предоставить Ною решить все самому, когда он повзрослеет. Но, с другой, если уж Клио хочет крестин, пусть так и будет.

Когда-то он тоже верил. Потом какое-то время был едва ли не воинствующим атеистом, к чему его подтолкнули смерть родителей и абсолютно циничное отношение к религии со стороны Сэнди. И наконец пришел к сегодняшнему состоянию, которое определялось короткой формулой: будь открыт всему. Он не мог поверить библейскому представлению о Боге, но в равной мере его не устраивали взгляды современных атеистов вроде Ричарда Докинза. И уж если бы пришлось открыто заявить свои взгляды, он сказал бы, что люди — по крайней мере пока еще — не настолько умны, чтобы объять необъятное.

Но, входя в великолепный, поражающий воображение храм, наподобие этого, Грейс отчасти понимал то мистическое чувство, что нисходит здесь на прихожан. Он сидел на скамье, вдыхая запахи дерева и старых тканей. Клио положила на пол подушечку, опустилась на колени и, склонив голову, начала молиться.

Грейс последовал примеру жены и, прикрыв лицо ладонями, попытался вспомнить слова «Отче наш», которые когда-то, в детстве и позже, повторял каждый вечер.

— Отче наш, сущий на Небесах! Да святится имя Твое, — пробормотал он смущенно и остановился — следующая строчка вдруг вылетела из памяти.

Заиграла музыка — «Leaving On A Jet Plane» Джона Денвера. Все вокруг начали подниматься. Они с Клио тоже встали.

Под звуки музыки носильщики внесли сосновый гроб и двинулись по проходу. Повернувшись вместе со всеми, Грейс увидел четырех серьезных мужчин, в том числе Нормана Поттинга, по лицу которого катились слезы. Медленно приблизившись к алтарю, они осторожно поставили гроб на катафалк.

Собравшиеся сели. Началась служба. Вел ее преподобный отец Мартин, лишь недавно служивший на их с Клио свадьбе. Грейс вытащил из нагрудного кармана листок и еще раз перечитал речь. После вступительных слов викария все опять поднялись под звуки первого гимна, «Пребудь со мной». По окончании гимна викарий зачитал из Первого послания к коринфянам. После него к кафедре медленно подошел Норман Поттинг. Лицо его было мокрое от слез, и в церкви наступила полная тишина. Несколько секунд он стоял молча, собираясь с силами.

— Это все для Беллы. — Голос его дрогнул. — Музыка, которую она любила. Люди, которых она любила. Никто не любил ее больше, чем я. — Он сглотнул комок в горле, промокнул глаза платком и продолжил: — Все то время, что мне посчастливилось знать Беллу, был в суссекской полиции офицер, который знал ее и ценил. — Сержант посмотрел на Роя Грейса. — Вы, сэр. Рой, пожалуйста, скажите несколько слов… я… я больше не могу.

Поттинг неверным шагом сошел с кафедры, а Грейс поднялся и направился к ней. Проходя мимо Нормана, он остановился, обнял его и поцеловал в обе щеки. Потом встал на кафедру, достал листок, положил на аналой и, подождав, пока сержант вернется на свое место в первом ряду, начал:

— В последние годы полицию часто критиковали. — Он прошел взглядом по лицам присутствующих, которых собралось около тысячи человек, и остановился на Клио, которая ободряюще кивнула ему. — Здесь надо отдать должное прессе, указавшей на идиотов в наших собственных рядах. В Соединенном Королевстве более ста тридцати пяти тысяч полицейских. В любом сообществе такого масштаба всегда найдется несколько негодяев. Может быть, их около одного процента, хотя, на мой взгляд, эта цифра даже ниже. А что же остальные девяносто девять процентов? Белла Мой была одной из них. В моей команде она расследовала многие дела и была одним из самых ценных сотрудников. За все то время, что я знал ее, Белла, исполняя дочерний долг по заботе о матери, никогда не сказывалась больной, никогда не жаловалась, никогда не уходила с работы раньше времени и не взяла ни одного неположенного отгула. Свою жизнь она посвятила службе в полиции Суссекса. Жизнь, в которой она лишь недавно и лишь ненадолго нашла настоящую любовь — с Норманом.

Он остановился, поймав взгляд сержанта, и перевел дух. Потом снова оглядел море молчаливых, но внимательных лиц, большинство которых были ему знакомы.

— Я имею честь служить в полиции Суссекса двадцать один год и знаком с большинством из вас, пришедших сюда сегодня. В наших рядах, как и в рядах полицейских сил по всей стране, немного тех, кто в тот или иной момент не оказывался в ситуации, когда их жизнь висит на волоске. Кому-то приходится схватиться с размахивающим саблей пьяным в три часа ночи на Брайтон-Лейнс; кому-то — на темной улице подойти к машине, в которой сидит подозреваемый в вооруженном ограблении; кому-то — войти в бар, где идет жестокая драка; кому-то — вылезти из окна многоэтажки на узкий выступ и постараться успокоить потенциального самоубийцу. И я знаю, что все вы, сидящие здесь сотрудники полиции, не колеблясь ни секунды, не думая о собственной безопасности, сделаете в подобной ситуации то, что обязывает сделать долг служения обществу.