Питер Джеймс - Клеймо смерти

Рэд открыла дверцу и поспешила к ним с распростертыми объятиями.

— Мистер и миссис Миддлтон? Я Рэд Уэствуд из «Мишон Маккей». Рада вас видеть.

Обменялись рукопожатиями. Мужчина представился Дарреном, его жену звали Изабель.

Первым делом супруги осмотрели передний фасад.

— Какой красивый дом, — восхищенно заметила Рэд.

— Окна не те, — с сомнением отозвался Даррен.

— Видите ли, — продолжала Рэд, — дело в том, что дому всего лишь двадцать лет и он в безупречном состоянии. Еще одно его преимущество в том, что особняк не включен в список архитектурных памятников, и вы, если купите его, вправе поставить любые, какие вам только нравятся, окна.

— А вы когда-нибудь ставили в доме новые окна? Знаете, во сколько это обойдется в здании такого размера?

— Разумеется, цена — вопрос важный. Давайте пройдем в дом, а потом прогуляемся по саду! — с улыбкой предложила Рэд. — Сад здесь восхитительный. Мне улица очень нравится. Думаю, это самая красивая жилая улица во всем городе. Отчасти и потому, что здесь мало транспорта и соответственно шума.

— Если не считать водителей-стажеров. Ползают тут, как улитки. Нам пришлось дважды останавливаться и ждать, пока они сделают разворот.

— Здесь такой чудесный вид, — сказала Изабель, словно пытаясь успокоить раздраженного супруга.

— О да, миссис Миддлтон, — кивнула Рэд. — Особенно с этой стороны улицы, где дома стоят выше.

Все трое повернулись — скользнув над крышами домов на другой стороне, взгляд беспрепятственно убегал вдаль, до самого Пролива.

— В ясный день вид действительно чудесный, — сказала Рэд.

— А сколько у нас ясных дней в году? — проворчал Даррен Миддлтон.

— Двести семьдесят два из трехсот шестидесяти пяти, мистер Миддлтон, — отчеканила Рэд.

— Вы смеетесь.

— Нет, нисколько. Актуарная статистика Ллойда показывает, что в году лишь девяносто три дня, в течение которых наблюдаются какие-либо осадки. Это место — одно из самых солнечных на Британских островах!

Даррен с сомнением посмотрел на темнеющее небо.

— Так я и поверил.

Рэд направилась к передней двери.

Пятнадцать минут спустя Рэд провела супругов через огромную оранжерею и открыла двери патио. Миддлтоны проследовали за ней вдоль примыкающего к дому «бесконечного бассейна» с убирающейся стеклянной крышей и вышли на террасную лужайку со статуями и романскими диковинками.

Пока миссис Миддлтон с любопытством и восторгом оглядывала лужайку, представляя, как надеялась Рэд, какие шикарные приемы можно закатывать здесь, ее муж подошел к восточной стене — симпатичному кирпичному строению, замаскированному зелеными насаждениями, — раздвинул ветви раскидистой смоковницы и забрался на нее.

В следующую секунду он в ужасе повернулся к Рэд:

— Извините, а это что за безобразие?

Рэд знала, что он имеет в виду, и это действительно представляло собой проблему. Брошенный, с превратившимся в джунгли садом, дом по соседству и впрямь был бельмом на глазу. Правда, увидеть его можно было, лишь забравшись на стену, как это сделал мистер Миддлтон. И конечно, из некоторых окон верхнего этажа особняка, которые Рэд предусмотрительно обошла стороной.

— Участок свободен уже много лет, — бодро объяснила она. — Сад — прекрасный образчик дикой природы. А крапива — настоящий рай для бабочек и птиц.

— А также городских лис, — неуверенно пробормотал Даррен. — Кто собственник?

— Домом владеет какая-то заграничная компания. Хозяин соседнего — доктор. — Поняв, что этот факт можно обратить в дополнительный плюс, она быстро добавила: — Весьма уважаемый в этом районе джентльмен.

Миддлтон спрыгнул со стены.

— Рассадник для крыс и прочих паразитов. — Он покачал головой. — Представьте, что кому-нибудь придет в голову купить участок и построить на нем многоэтажку!

— Не думаю, что в плановом департаменте когда-либо разрешат здесь высотное строительство, — сказала Рэд уже без особого вдохновения, чувствуя, что перспективы Миддлтонов как клиентов тускнеют с каждой минутой.

— Мне приходилось иметь дело с департаментом планирования. Они бывают довольно непредсказуемыми.

— Что ж, тут вы правы, но я все же не представляю, что здесь такое возможно. А теперь давайте еще раз пройдем в дом?

— Спасибо, мисс Уэствуд, мы видели достаточно. Теперь нам нужно подумать.

Пятница, 19 декабря

Эдвард Крисп всегда любил приходить в офис пораньше. У большинства людей на сон уходит семь-восемь часов, он же вполне обходился пятью, а иногда и тремя-четырьмя — с помощью друзей , как он называл пузырьки с лекарствами в своем шкафчике. Иногда, при необходимости, доктор мог продержаться на них ночь напролет. Он оставался одним из немногих, кому до сих пор нравилось посещать пациентов на дому.

К девяти часам, когда в комнате ожидания появился первый пациент, доктор Крисп уже разобрался с электронной почтой и прочел большую часть бюрократической корреспонденции, которая обрушивалась на него, как и на других семейных врачей в Соединенном Королевстве.

Каждая новая директива злила и раздражала его сильнее предыдущей. А сегодня утром многого для этого и не требовалось. Стоило ему только подумать, что все вопросы с этой стервой, его женой, наконец улажены, как она предъявила комплект новых требований. Он снова чувствовал себя так, словно в одиночку сражается против целого мира. Или, по крайней мере, против нее.

Чего Крисп никогда не позволял себе, так это вымещать злобу на пациентах. Для них он всегда был и оставался — как ему представлялось — Мистером Милейшим, Мистером Внимательным, Мистером Совершенством. Когда-нибудь, когда регуляторы возьмут верх и ему придется стать частью правовой культуры, все это изменится. Но пока он продолжал придерживаться той практики, к которой привык.

— Кармель, вы действительно хотите сделать резекцию желудка? — обратился доктор к сидящей перед ним сорокалетней женщине с всклокоченными волосами, чья внушительная фигура в платье размером с небольшую палатку не помещалась на стуле и стекала по обе его стороны. Оставаясь в течение пятнадцати лет его пациенткой, она постепенно полнела и полнела и теперь напоминала гигантскую, покрытую водорослями медузу, вроде той, что он видел недавно, гуляя по берегу с собакой.

— Ничего не могу с собой поделать, постоянно ем и ем. С тех пор как ушел муж, я только этим и занимаюсь.

«Может, поэтому он от тебя и ушел», — подумал доктор, но промолчал. Когда-то она была симпатичной, изящной блондинкой, весившей девять стоунов, но вспомнить ее такой становилось все труднее.

— Когда вы в последний раз гуляли?

— Не могу. У меня так болят ноги.