Жорж Сименон - Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)

Пил он мало, выбрав одно из лучших бургундских вин двадцатилетней выдержки.

Завтрак заказал легкий: омлет с зеленью, эскалоп и сметана.

Он ждал смены блюд, положив обе руки перед собой, не проявляя признаков нетерпения и не обращая внимания на происходящее вокруг.

Зал постепенно наполнялся.

– У вас усы отклеились, – внезапно произнес Мегрэ.

Латыш не шелохнулся, но несколько секунд спустя незаметно провел двумя пальцами по губам. Услышанное было правдой, хотя пока не бросалось в глаза.

Комиссар, о невозмутимости которого в префектуре ходили легенды, с трудом сохранял хладнокровие.

И весь остаток дня ему не раз предстояло испытывать свое терпение на прочность.

Конечно, он не рассчитывал, что Латыш как-то скомпрометирует себя, пока находится под наблюдением.

Но утром комиссар стал свидетелем явных признаков паники. И он надеялся своим постоянным присутствием, своей массивной фигурой, затмевающей Латышу свет, спровоцировать его на какие-то действия.

Латыш выпил кофе в холле, велел принести ему легкое пальто, спустился вниз по Елисейским Полям и через два часа вошел в местный кинотеатр.

Вышел он оттуда только в шесть вечера, не обмолвившись ни с кем и словом, не написав никому записки и не сделав ни одного подозрительного жеста.

Уютно устроившись в кресле, он внимательно следил за перипетиями какого-то наивного фильма.

Если бы он обернулся, направляясь после сеанса к площади Оперы, чтобы выпить аперитив, он бы заметил в поведении Мегрэ первые признаки неуверенности.

А быть может, он чувствовал, что комиссар начинает в нем сомневаться?

Это было настолько близко к истине, что, сидя в темноте перед экраном с мелькающими картинками, в которые он даже не вникал, Мегрэ не переставал рассматривать возможность внезапного ареста.

Но он прекрасно понимал, что его ждет в этом случае. Ни одного вещественного доказательства! Зато сколько будет давления на следственного судью, прокуратуру, возможно, даже на Министерство иностранных дел и Министерство юстиции!

Он шел, немного сутулясь. Рана причиняла ему боль, а правая рука все больше немела. А ведь врач ему настоятельно рекомендовал:

– Если боль будет усиливаться, немедленно ко мне! Это означает, что рана воспалилась.

И что с того? Разве у него было время об этом думать?

«Вы только взгляните на это !» – воскликнула утром одна из клиенток «Маджестика».

Да, черт возьми! Ведь это – полицейский, который всеми силами пытается помешать крупным мошенникам продолжать свои подвиги, а также стремится отомстить за своего коллегу, убитого в этом самом отеле!

Это – мужчина, который не имеет возможности одеваться у английских портных, у которого нет времени каждое утро ходить к маникюрше и жена которого, смирившись, вот уже три дня напрасно готовит ему обед, не зная, все ли с ним в порядке.

Это – комиссар первого класса с жалованьем в две тысячи двести франков в месяц, который, закончив дело и посадив убийц в камеру, должен часами сидеть за столом, составляя список своих расходов, прикрепляя к нему чеки и оправдательные документы, а затем еще долго препираться с кассиром!

У Мегрэ не было ни машины, ни миллионов, ни многочисленных помощников. И если он позволял себе привлекать к делу одного-двух полицейских, потом ему приходилось доказывать необходимость этого.

Петерс Латыш в двух шагах от него расплачивался за свой аперитив банкнотой в пятьдесят франков, не требуя сдачи. Это было либо настоящей манией, либо блефом! Затем он вошел в магазин мужской одежды и (разумеется, ради развлечения) целых полчаса выбирал себе дюжину галстуков и три домашних халата, после чего небрежно бросил свою визитку на стойку и направился к выходу в сопровождении заискивающего, с иголочки одетого продавца.

Похоже, рана действительно воспалилась. Иногда все плечо пронзала острая боль, и у Мегрэ ныла грудь, словно желудок тоже вышел из строя.

Улица Мира, площадь Вандом, улица Фобур-Сент-Оноре! Петерс Латыш продолжал свою прогулку.

Наконец, «Маджестик», лакеи которого бросились открывать ему дверь.

– Шеф…

– Опять ты?

Это был инспектор Дюфур, нерешительно топтавшийся на месте, и в глазах его сквозила тревога.

– Послушайте… Она исчезла…

– Что ты несешь?

– Клянусь, я сделал все, что мог! Она вышла из «Селекта». Минуту спустя зашла в дом номер 52, там находится ателье. Я ждал целый час, пока не догадался спросить швейцара. Ее никто не видел в салонах второго этажа. Она просто прошла через здание, там есть выход на улицу Берри…

– Ладно!

– Что мне делать дальше?

– Отдыхать!

Дюфур посмотрел на Мегрэ и виновато отвел взгляд.

– Клянусь вам, я…

К большому удивлению инспектора, комиссар похлопал его по плечу.

– Ты славный парень, Дюфур! Не переживай!

И он вошел в «Маджестик». Заметив кислую гримасу управляющего, усмехнулся ему в ответ.

– Что Латыш?

– Только что поднялся в свой номер.

Мегрэ решил поехать на лифте.

– Третий этаж.

Он набил трубку табаком и, усмехнувшись еще горше, осознал, что не курил уже несколько часов.

Оказавшись перед дверью семнадцатого номера, он без колебаний постучал. Ему крикнули: «Войдите!» Что он и сделал, закрыв за собой дверь.

В гостиной, помимо радиаторов, был еще и камин, но огонь в нем разжигали, скорее всего, в декоративных целях. Латыш, облокотившись на каминную полку, подталкивал носком ботинка какую-то бумагу, явно желая, чтобы она быстрее сгорела.

С первого же взгляда Мегрэ понял, что Латыш уже не так спокоен, как раньше, но комиссар прекрасно владел собой и ничем не выдал своей радости.

Своей огромной рукой он взялся за спинку крошечного золоченого стула на хрупких ножках и, поставив его в метре от камина, уселся верхом.

Возможно, дело было в его трубке, вновь оказавшейся в зубах? Или причиной стала реакция всего его существа на состояние подавленности, скорее, даже нерешительности, которое ему пришлось пережить?

Как бы то ни было, но в эту минуту он был тверд, как никогда. Он стал дважды Мегрэ, если можно так выразиться. Массив, вырубленный из старого дуба, а если быть точнее, из камня.

Он положил оба локтя на спинку стула. И чувствовалось, что, доведенный до крайности, он вполне может взять противника за горло своими огромными ручищами и ударить головой об стену.

– Мортимер вернулся? – произнес он.

Латыш, не сводивший глаз с догорающей бумаги, медленно поднял голову.

– Не знаю.

Его пальцы судорожно сжались, что не ускользнуло от внимания Мегрэ. Он также заметил, что возле спальни стоял чемодан, которого прежде в номере не было.

Это была дешевая дорожная сумка, стоившая не больше сотни франков, которая совершенно не вписывалась в общий интерьер.