Жорж Сименон - Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)

– Что внутри?

Латыш не ответил. Только лицо его нервно дернулось. Наконец он спросил:

– Вы меня арестуете?

Казалось, в его встревоженном голосе проскользнуло некое подобие облегчения.

– Не сейчас.

Мегрэ встал, подошел к сумке, подвинул ее ногой к камину и открыл.

Там оказался совершенно новый серый костюм, купленный в магазине: на нем еще висел ценник.

Комиссар снял телефонную трубку.

– Алло!.. Мортимер вернулся? Нет?.. Кто-нибудь приходил в семнадцатый номер? Алло!.. Да… Пакет из магазина одежды на Больших бульварах? Нет, не нужно его сюда приносить…

Он повесил трубку, спросил с хмурым видом:

– Где Анна Горскина?

Наконец-то он чувствовал, что идет в правильном направлении!

– Ищите.

– Иными словами, ее нет в номере. Но она здесь была. Принесла эту сумку и письмо.

Поспешным движением Латыш разбросал пепел от сгоревшей бумаги, так что от него осталась только пыль.

Комиссар понимал, что сейчас не время бросать слова на ветер: он напал на нужный след, но из-за малейшего неверного шага может потерять свое преимущество.

Повинуясь привычке, он встал и так порывисто шагнул к камину, что Петерс вздрогнул и сделал едва уловимый жест, словно защищаясь, но тут же опустил руки и покраснел.

Потому что Мегрэ просто подставил спину огню. Он курил свою трубку мелкими глубокими затяжками.

Повисла долгая тяжелая пауза, наполненная таким глубоким смыслом, что это действовало на нервы.

Латыш был весь как на иголках, но старался сохранять хладнокровие. Вслед за Мегрэ он закурил сигару.

Комиссар принялся расхаживать по комнате, хотел опереться на круглый столик с телефоном, но чуть не сломал его.

Его собеседник не видел, что он нажал на кнопку, не сняв трубку. Результат не заставил себя ждать. Раздался звонок из администрации отеля:

– Алло! Вы звонили?

– Алло! Да… Что вы говорите?

– Алло! Это администрация отеля!

И Мегрэ с невозмутимым видом произнес:

– Алло!.. Да… Мортимер?.. Спасибо! Я к нему сейчас подойду.

– Алло! Алло!..

Не успел он положить трубку, как телефон зазвонил снова. Голос управляющего настаивал:

– Что происходит? Я ничего не понимаю!

– Черт! – выругался Мегрэ.

И посмотрел на Латыша, который сильно побледнел и, похоже, был не против сбежать.

– Ничего страшного! – сказал ему комиссар. – Мортимер-Левингстон вернулся. Я попросил, чтобы меня предупредили.

Он увидел, что лоб его собеседника покрылся испариной.

– Мы говорили о дорожной сумке и письме, которое в нем лежало. Анна Горскина…

– Мы не говорили об Анне.

– Правда? А мне показалось… Что, письмо разве не от нее?

– Послушайте…

Латыш дрожал всем телом. Это бросалось в глаза. Он очень сильно нервничал. Все его лицо, все тело странно подергивались.

– Послушайте!..

– Слушаю! – процедил Мегрэ, стоя спиной к огню.

Его рука скользнула к кобуре. Ему хватило бы секунды, чтобы прицелиться. Он улыбался, но при этом был предельно внимателен.

– Ну что же вы? Я ведь сказал, что слушаю.

Латыш, схватив бутылку виски, пробормотал сквозь зубы:

– Будь что будет!

Налив себе полный стакан, он залпом проглотил его и посмотрел на Мегрэ помутневшим взглядом Федора Юровича; на его подбородке блестела капля виски.

Никогда еще Мегрэ не видел такого мгновенного опьянения. Правда, он также никогда не видел, чтобы человек залпом осушил полный стакан шестидесятиградусного виски, вновь наполнил его и опять осушил, затем наполнил в третий раз, потряс бутылку и выпил все до последней капли.

Результат был впечатляющим. Петерс Латыш побагровел, секунду спустя побледнел. На щеках, правда, остались неровные пятна. Губы стали бесцветными. Он ухватился рукой за круглый столик, сделал несколько неуверенных шагов и пробормотал пьяным голосом:

– Вы ведь этого хотели?

И рассмеялся странным смехом, в котором было все: страх, ирония, горечь и, возможно, отчаяние. Он опрокинул стул, попытавшись опереться на него, вытер пот со лба.

– Заметьте, сами бы вы не догадались. Это все случайность…

Мегрэ стоял неподвижно. Он чувствовал себя настолько неуютно, что хотел уже положить конец этому жалкому зрелищу, заставив своего собеседника принять или понюхать какое-нибудь средство для протрезвления.

Комиссар присутствовал при таком же перевоплощении, что и утром, но на этот раз оно было в десятки, в сотни раз сильнее.

Всего несколько минут назад он имел дело с уверенным в себе мужчиной, обладающим острым умом и недюжинной силой воли.

С человеком, вращающимся в высшем обществе, обладающим обширными знаниями и безупречными манерами.

А сейчас перед ним был настоящий комок нервов, марионетка в руках обезумевшего кукловода, с судорожно подергивающимся бледным лицом и мутными глазами.

Латыш смеялся! Но, продолжая смеяться и бесцельно бродить по комнате, он как будто к чему-то прислушивался, наклоняя голову, словно пытался услышать что-то у себя под ногами.

А внизу находился номер Мортимера.

– Все было отлично придумано! – хрипло выкрикнул Латыш. – И вы бы ничего не поняли! Только случайность, говорю вам, скорее, даже цепь случайностей!

Он уперся в стену и остался стоять, прислонившись к ней спиной и чуть съехав набок; лицо его исказила гримаса боли, ведь от этого ненормального опьянения, граничащего с отравлением, у него, должно быть, раскалывалась голова.

– Ну же… Попробуйте угадать, пока еще не поздно, какой я Петерс? На вашем языке имя «Петерс» похоже на слово «шут», не так ли?

Зрелище было одновременно отвратительным и грустным, комичным и невыносимым. И с каждой секундой опьянение лишь усиливалось.

– Странно, что они не идут! Но они придут! И тогда… Ну же! Угадайте! Какой Петерс?..

Внезапно его поведение изменилось: он обхватил голову обеими руками, и на его лице отразилось физическое страдание.

– Вы никогда не поймете… История двух Петерсов… Так похоже на Каина и Авеля… Вы, должно быть, католик. А в нашей стране все протестанты, не расстаются с Библией. Но все напрасно… Я-то уверен, что Каин был добрым и доверчивым малым. А вот Авель…

В коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась.

Мегрэ был настолько взволнован, что с силой сжал трубку зубами.

Ведь в номер вошел Мортимер собственной персоной, в меховом пальто, с оживленным лицом человека, который только что вкусно пообедал в хорошей компании.

Его окружал легкий аромат ликера и сигар.

Не успел он ступить в гостиную, как выражение его лица изменилось. Он резко побледнел. Мегрэ заметил некую асимметрию, трудно поддающуюся определению, которая придавала лицу американца выражение какой-то растерянности.