Агата Кристи - Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник)

Не слишком сентиментальная и ласкающая чувства зрителя пьеса была задумана автором, верно? Напротив, в ней показаны жесткость и несправедливость жизни порой на грани шока, почти переходя рубеж общепринятого хорошего вкуса. Зато Скейлз написал свое произведение искренне и правдиво. Но мистер Друри заявил, что его публика не воспримет на сцене образа леди Сильвии в ее изначальном варианте и окончательной деградации героя. Нужно внести небольшие изменения, которые придадут зрелищу немного трогательности и оптимизма, что, если вдуматься, гораздо ближе к правде и истинной природе человека.

Мистер Друри отметил: если в жизни и можно найти опору, так это в основополагающей доброте и здравом смысле людей, которые живо отзываются на чужие беды, с пониманием относятся к горю обездоленных. Если верить ему, правоту такой точки зрения неоднократно подтвердил его собственный опыт.

Скейлз не сдался без боя. Он сражался за каждую строку пьесы, хотя его сковывал в этой борьбе поспешно подписанный контракт. И в результате ему действительно пришлось переписать некоторые сцены и реплики, но не потому, что он сам хотел этого. Так было все же лучше, чем отдать на переделку куски пьесы режиссеру, а порой и самим актерам, вносившим в текст отсебятину. А потому он не мог теперь даже с презрением сказать, что умыл руки и предоставил зверствовать над пьесой другим людям. Подобно своему герою, он пошел по пути наименьшего сопротивления. А мистер Друри не уставал демонстрировать, насколько он благодарен автору, как рад, что драматург и творческая группа спектакля настолько сплоченно работают в общих для всех интересах.

– Разумеется, я понимаю, – говорил он, – как трудно порой переделывать свое художественное произведение. Любой артист испытывал бы те же чувства. Но у меня двадцатилетний стаж работы на сцене, а это кое-что значит, уверяю вас. Вы считаете, что я не прав, мой дорогой мальчик, и на вашем месте думал бы точно так же. Вот почему я несказанно благодарен за тот блестящий вклад, который вы вносите в переработку пьесы, о чем вам ни разу не придется потом сожалеть. Не надо излишнего беспокойства. Все начинающие авторы сталкиваются с такими же сложностями. Вам пока просто не хватает понимания театральной специфики.

Отчаявшись, Скейлз нанял нового агента, но тот сразу же объяснил, что изменять условия договора уже слишком поздно.

– Но в то же время, – подчеркнул агент, – контракт составлен добросовестно и корректно, насколько это вообще возможно. Друри как директор театра всегда обладал хорошей репутацией. Мы же проследим, чтобы они неукоснительно выполняли все финансовые условия контракта – можете нам полностью здесь довериться. Знаю, вас раздражает необходимость переделок то здесь, то там, но ведь это действительно ваша первая пьеса, и вам несказанно повезло, что ее взялся ставить у себя Друри. У него удивительно тонкое чутье на пожелания и предпочтения публики из Уэст-Энда. Как только с его помощью вы сделаете себе имя, сможете затем более жестко диктовать свои условия.

«Все верно, – подумал тогда Скейлз, – смогу жестко диктовать условия Друри и ему подобным, кому нужны слезливые мелодрамы. Но насколько труднее станет теперь заинтересовать кого-то своими более серьезными произведениями». Однако хуже всего было то, что и агент, и актер-продюсер не воспринимали всерьез его огорчения как литератора. Для них эти творческие метания ничего не значили в сравнении с поистине грандиозными заработками.

К концу первой недели показа спектакля Гаррик Друри выразил это просто и примитивно – все, что угодно, оправдывал кассовый успех.

– Говорите и думайте что хотите, – сказал он, – но подлинным мерилом успеха могут быть только кассовые соборы. Нет, не считайте меня окончательно превратившимся в чистого коммерсанта. Я всегда по-прежнему готов поставить пьесу, которая мне особенно нравится, даже если потеряю на ней немного денег. И все же если касса полна, значит, публика довольна. Выручка от продажи билетов показывает настроение аудитории, как и пульс зрителя. Если он бьется ровно, ты знаешь, что завоевал сердца своих поклонников.

Он не понимал проблемы Джона Скейлза. Никто ее не понимал, даже друзья. По их мнению, он просто выгодно продал свой талант. И по мере того как пьеса шла с аншлагами, была словно патока для души публики, Джон Скейлз осознал, что этому не будет конца. Не приходилось рассчитывать, что однажды зрительный зал возмутится неискренностью сюжета. Хотя аудитория, возможно, ощущала ее, как не преминули отметить критики. На пути спектаклей к провалу, которого они заслуживали, стояло лишь одно препятствие – блестящая фигура Гаррика Друри.

«Эту небрежно состряпанную пьеску, – писал, например, театральный критик «Дейли эко», – целиком и полностью держит на себе своей неподражаемой игрой великолепный мистер Гаррик Друри». «Пусть это не настоящий сахар, а всего лишь сахарин, – подхватывал его коллега из журнала «Лукер-он», – «Горькие лавры» стали подлинным личным триумфом для мистера Гаррика Друри». «В этой пьесе все ненатурально, – говорилось в театральной колонке «Дил», – кроме подлинного мастерства мистера Гаррика Друри, который…» «Мистер Джон Скейлз, – писала газета «Дейли мессенджер», – проявил подлинное понимание, когда конструировал мизансцены, где мистер Гаррик Друри мог бы в полной мере показать все грани своего дарования, а это безошибочный рецепт успеха. Наше предсказание – «Горьким лаврам» суждена очень долгая сценическая жизнь». Причем предсказание все больше выглядело пророческим.

И не существовало никакой возможности положить этому конец. Все прекратилось бы только в том случае, если бы мистер Друри серьезно заболел или умер, утратил свою неотразимую внешность или популярность. Вот тогда мерзкую пьесу можно было бы похоронить, навсегда забыв о ней. Лишь подобные обстоятельства могли вернуть автору всю полноту прав на свое произведение. Но мистер Друри жил, процветал, очаровывал публику, и шоу продолжалось. А ведь еще существовали права на гастрольное турне под контролем мистера Друри, на экранизацию, почти полностью находившиеся в руках мистера Друри, на постановку на радио и бог знает какие еще. А мистеру Скейлзу оставалось лишь класть в карман гонорары, аккуратно выплачиваемые мистером Друри, который с милой улыбкой и с предельной вежливостью уничтожил пьесу, угробил репутацию автора, презираемого теперь даже самыми лучшими друзьями, выставил его на осмеяние критикам и воистину принудил продать душу дьяволу.

И если существовал в Лондоне человек, кого Джон Скейлз с радостью стер бы с лица земли, то это был Гаррик Друри, перед которым драматург находился в неоплатном долгу, о чем он вынужден был чуть ли не ежедневно повторять всем и каждому. Все же в Друри имелось море подлинного обаяния, и выпадали дни, когда его шарм настолько действовал автору на нервы, что он чувствовал в себе способность вышибить дух из мистера Друри за одни только эти чары, дававшие тому власть над людьми.