Энтони Бивор - Сталинград

Дивизия подошла к Волге, и выжженная пыльная степь закончилась. Появившиеся тут и там клены свидетельствовали о близости воды. На стрелке, прибитой к дереву, было написано одно-единственное слово: «Переправа». Увидев впереди густые столбы черного дыма, бойцы толкали локтем соседей по строю. Это было первым свидетельством того, какие ожесточенные бои ждут их на противоположном берегу великой реки.

Гвардейцам быстро раздали патроны, гранаты и сухой паек – хлеб, колбасу, чай и сахар. После встречи с Чуйковым Родимцев решил не дожидаться, пока полностью стемнеет. Первая группа солдат начала переправу в сумерках. Были задействованы катера Волжской флотилии и реквизированные гражданские суда – буксиры, баржи, рыбацкие баркасы и даже весельные лодки. Оставшиеся ждать на левом берегу пытались прикинуть, когда вернутся за ними.

Вероятно, самое странное чувство было у тех, кто находился в лодках. В уключинах скрипели весла. О борт мягко плескались волны, но над водной гладью разносились отголоски винтовочных выстрелов и разрывов снарядов. Затем немецкие орудия, минометы и все пулеметы, находившиеся достаточно близко к реке, перенесли огонь на новые цели. Над Волгой поднялись фонтаны воды, окатывая с ног до головы тех, кто был на плавсредствах. Вскоре вся поверхность заблестела серебристыми брюшками оглушенных рыб. Один из катеров Волжской флотилии был потоплен прямым попаданием, все 20 человек, находившихся на борту, погибли… Кто-то сидел уставившись на воду, чтобы не видеть противоположный берег, подобно тому как не смотрит вниз скалолаз, а кто-то, наоборот, глядел вперед, на объятые пламенем здания на правом берегу, при каждом близком разрыве непроизвольно втягивая в плечи голову. Их послали в преисподнюю. По мере того как сгущалась темнота, на воду ложились гротескные тени обрушившихся зданий на крутом противоположном берегу, озаренные огнем пожаров. Высоко в ночное небо взлетали снопы искр. Приближаясь к берегу, гвардейцы все более явственно чувствовали запах гари и тошнотворный смрад разлагающихся под завалами трупов.

Первые гвардейцы Родимцева, спрыгивая на мелководье, сразу взбирались на крутой песчаный берег. В одном месте до немецких позиций было не больше 100 метров. Бойцам не нужно было объяснять очевидное: чем больше они замешкаются, тем меньше у них будет шансов остаться в живых. Сражение началось сразу. Батальон 42-го гвардейского полка слева соединился с войсками НКВД и отбросил немцев до самого вокзала. На правом фланге 39-й гвардейский полк молниеносно прорвался к большой мельнице из красного кирпича (иссеченные пулями и осколками, ее развалины сохранились до наших дней как мемориал) и в безжалостной рукопашной схватке выбил из нее противника. Когда подоспела вторая волна, получившие подкрепление гвардейцы отбросили немцев к железнодорожным путям, проходящим недалеко от Мамаева кургана.

За первые сутки 13-я гвардейская стрелковая дивизия потеряла 30 процентов личного состава, но правый берег Волги был очищен от немцев. Немногие уцелевшие гвардейцы (из 10 000 человек к концу Сталинградской битвы в живых осталось всего 320) свидетельствуют, что их решимость исходила от Родимцева. [289]Вслед за своим командиром они каждый день говорили: «За Волгой для нас земли нет».

Сначала немцы восприняли контратаку Родимцева не более чем как временную неудачу. Они были уверены в том, что остановить их продвижение к центру города уже невозможно. «Со вчерашнего дня наше знамя реет над Сталинградом, – написал на следующий день солдат 29-й моторизованной пехотной дивизии. – Центр и район вокруг вокзала в наших руках. Невозможно себе представить, с какой радостью мы восприняли это известие». [290]Впрочем, военнослужащие вермахта, дрожавшие по ночам от холода, мечтали о теплых землянках, растопленных печках и письмах из дома.

Роты немецких пехотинцев продвинулись к устью Царицы. Вход в тоннель, в котором размещался командный пункт 62-й армии, попал под прямой огонь, и бункер заполнился ранеными. Вскоре в нем стало невозможно дышать. Штабные офицеры теряли сознание от недостатка кислорода. Чуйков решил снова перенести командный пункт. Для этого пришлось переправиться через Волгу, подняться вверх по течению и обратно вернуться на правый берег.

Ожесточенные бои разгорелись за Мамаев курган. Захватив его, немцы смогли бы простреливать все переправы. Один из полков НКВД удерживал небольшую часть кургана до тех пор, пока на рассвете 16 сентября на помощь не подошли 42-й гвардейский полк из дивизии Родимцева и подразделения другого соединения. Рано утром они атаковали вершину и склоны высоты 102. Теперь Мамаев курган ничем не напоминал тот прекрасный парк, где так нравилось гулять влюбленным. На земле, перепаханной осколками снарядов, бомб и гранат, не осталось ни травинки. Весь склон был изрыт воронками, служившими временными окопами во время яростных атак и контратак. На Мамаевом кургане было совершено немало подвигов. Один из гвардейцев Родимцева заслужил славу героя, сорвав и растоптав немецкое знамя, водруженное на вершине солдатами 295-й пехотной дивизии. Гораздо меньше известны случаи трусости и дезертирства. Командир одной из русских батарей на Мамаевом кургане был обвинен в том, что оставил поле боя, «испугавшись того, что его признают виновным в трусости во время сражения». [291]Когда группа немецких пехотинцев атаковала батарею, орудийные расчеты в панике бежали. Старший лейтенант М. проявил «нерешительность» и не стал убивать немцев, что считалось крайне серьезным преступлением.

В 23:00 16 сентября лейтенант К., командир взвода 112-й стрелковой дивизии, державшей оборону в нескольких километрах к северу, обнаружил отсутствие четырех солдат и сержанта. «Вместо того чтобы принять меры по их поиску и составить акт о предательстве, он ограничился лишь донесением о случившемся своему командиру роты». [292]Примерно через два часа во взвод отправился политрук Колабанов – нужно было провести расследование. Приблизившись к передовым окопам, он услышал, что со стороны немецких позиций кто-то говорит по-русски. Этот человек обращался к солдатам взвода по именам и призывал их перебежать к врагу. «Вам всем нужно дезертировать. Здесь вас накормят и будут к вам хорошо относиться. Иначе вы все равно умрете!» Затем политрук увидел, как несколько человек пересекают нейтральную полосу в направлении немецких окопов. К ярости Колабанова, остальные бойцы взвода в них не стреляли. Политрук выяснил, что к врагу перебежали десять человек, в том числе сержант. Командир взвода был арестован и отдан под трибунал. Данные о том, какой приговор ему вынесли (расстрел или штрафбат), не сохранились. В той же дивизии один капитан уговаривал двух офицеров перебежать к немцам вместе с ним, однако один из них «отказался и пристрелил предателя». [293]Впрочем, уверенности в том, что такая версия событий не прикрывает банальную личную ссору, нет.