Энтони Бивор - Сталинград

В последующие дни немцы снова и снова контратаковали, но гвардейцам Родимцева и остаткам полка НКВД удалось удержать Мамаев курган. Наступление 295-й пехотной дивизии застопорилось. Она понесла настолько значительные потери, что роты пришлось переформировывать, объединяя. Особенно большой убыль была среди офицеров. Это в основном заслуга русских снайперов. Меньше чем за две недели боев на передовой в одной из рот 295-й пехотной дивизии сменились три командира.

Схватки насмерть и немецкие массированные артобстрелы, а также бомбардировки Мамаева кургана продолжались еще два месяца. Василий Гроссман так писал обо всем этом: «Клубящиеся земляные облака, проходя сквозь дивное, незримое сито, созданное силой тяготения, образовывали рассев, – тяжелые глыбы, комки рушились на землю, а легкая взвесь поднималась в небо». [294]Трупы, лежащие на почерневшей земле, непрекращающийся град снарядов и бомб разрывал на части и снова погребал под землей. Через несколько лет после окончания войны на Мамаевом кургане были обнаружены останки немецкого и русского солдат. Судя по всему, они закололи друг друга штыками, после чего их, уже мертвых, завалило землей.

По мнению Жукова, эти дни для сталинградцев были тяжелыми, очень тяжелыми. [295]В американском посольстве в Москве крепла уверенность в том, что Сталинград неминуемо падет. Более того, даже в Кремле полагали, что дни города на Волге сочтены. Вечером 16 сентября Поскребышев, ни слова не говоря, вошел в кабинет Сталина и положил на стол документ, полученный из Главного разведывательного управления Генерального штаба. Это было перехваченное из Берлина дешифрованное сообщение. «Доблестные германские войска взяли Сталинград. Россия разрезана на две части, северную и южную, и скоро рухнет в предсмертных судорогах». [296]Сталин несколько раз перечитал шифрограмму, затем подошел к окну и какое-то время молча стоял около него. Потом он велел Поскребышеву соединить его со ставкой и по телефону продиктовал телеграмму Еременко и Хрущеву: «Доложите что-нибудь вразумительное о том, что происходит в Сталинграде. Правда ли, что Сталинград захвачен немцами? Дайте прямой и правдивый ответ. Я жду вашего ответа немедленно». [297]

В действительности прямая опасность захвата города уже миновала. Дивизия Родимцева подоспела как раз вовремя. На подходе были и новые подкрепления – бригада морской пехоты и 95-я стрелковая дивизия Горишнего, призванные усилить обескровленную 35-ю гвардейскую стрелковую дивизию, которая держала оборону южнее Царицы. Пилоты люфтваффе также обратили внимание на то, что в противостоящей им 8-й воздушной армии стало больше самолетов, хотя советские летчики-истребители по-прежнему страдали от инстинктивного страха перед противником. «Как только появляется один “мессершмитт”, – негодовал в своем донесении кто-то из политруков, – начинается карусель, и каждый стремится защитить свой хвост». [298]

Но в первую очередь немецкие асы обратили внимание на усиление зенитного огня. «При появлении наших эскадрилий, – отметил командир управления люфтваффе, прикомандированный к 24-й танковой дивизии, – небо покрывается бесчисленными черными облачками разрывов зенитных снарядов». [299]Русские позиции оглашались восторженными криками, когда один из ненавистных «лапотников» взрывался в воздухе и его горящие обломки сыпались на землю. Даже намного более быстрые и маневренные истребители страдали от огня с противоположного берега реки. 16 сентября пилот люфтваффе Юрген Кальб вынужден был покинуть свой Ме-109, подбитый над Волгой. Он опустился на парашюте прямо в воду и вплавь добрался до берега. Там его уже ждали солдаты Красной армии… [300]

Экипажи немецких бомбардировщиков не знали отдыха. 19 сентября один из летчиков писал, что за последние три месяца он совершил 228 боевых вылетов – столько же, сколько за три предыдущих года над Польшей, Францией, Англией, Югославией и Россией вместе взятыми. Вместе со своим экипажем этот летчик, как и все другие, проводил в воздухе по шесть часов в день. Жизнью на земле были недолгий сон, перехваченная наспех еда, трезвонящие телефоны, изучение карт и данных аэрофотосъемки в штабной палатке.

Немецким ВВС приходилось базироваться по большей части на импровизированных грунтовых аэродромах, устроенных прямо в степи. Определять цели с воздуха было непросто, поскольку внизу царил невероятный хаос – развалины и пожары, а огромные конусообразные столбы черного маслянистого дыма от пылающих нефтехранилищ поднимались вверх на высоту три километра.

От наземных частей постоянно поступали запросы о боевых вылетах. Например: «Атакуйте цель в квадрате А-11, северо-западный сектор, большой квартал зданий – там очаг упорного сопротивления противника». [301]Однако летчикам люфтваффе казалось, что они не добиваются желаемого результата, продолжая бомбить безжизненную землю – «разрушенные, выгоревшие дотла заводские корпуса, в которых не уцелело ни одной стены». [302]

Для команд наземного обслуживания – механиков, специалистов по вооружению и связи – подготовка самолетов к трем, четырем, пяти боевым вылетам в день означала работу без перерывов. Экипажи самолетов немного отдыхали лишь перед рассветом. Единственные часы, когда они могли оторвать взгляд от неба над этой «бескрайней страной»… В начале сентября по ночам уже случались заморозки, а 17 сентября внезапно резко похолодало. Форма многих немецких солдат и офицеров к этому времени уже была изношена до предела. «Обмундирование наших военнослужащих, – отмечал один врач, – протерто так сильно, что нередко им приходится надевать вещи русских солдат». [303]

На Мамаевом кургане продолжались кровопролитные бои, но не менее ожесточенные сражения теперь шли и в районе элеватора – огромного железобетонного зернохранилища на берегу Волги. Стремительное наступление 48-го танкового корпуса вермахта буквально отрезало эту естественную крепость от остальных советских частей. Ее защищали бойцы 35-й гвардейской стрелковой дивизии. В ночь на 17 сентября им на помощь смог пробиться взвод морской пехоты под командованием лейтенанта Андрея Хозяинова. У моряков было два старых пулемета «максим» и два противотанковых ружья. Когда к ним вышли немецкие парламентеры с белым флагом, чтобы предложить сложить оружие, морские пехотинцы ответили пулеметной очередью. После этого на элеватор обрушили огонь немецкие орудия – артиллеристам была поставлена задача подготовить плацдарм для саксонской 94-й пехотной дивизии.

18 сентября защитники элеватора – их осталось около 50 человек – отразили десять штурмов. Понимая, что боеприпасов и продовольствия им ждать неоткуда, они прицельно расходовали патроны, экономили еду и воду. Двое суток они сражались в ужасных условиях. Бойцы задыхались от пыли и дыма – даже зерно в элеваторе воспламенилось. Скоро у них почти не осталось питьевой воды. Нечем было охладить и раскалившиеся пулеметы. Предположительно морские пехотинцы использовали для этого собственную мочу, что достаточно часто практиковалось во время Первой мировой войны, но в советских источниках таких подробностей нет.