Борис Акунин - Голоса времени. От истоков до монгольского нашествия (сборник)

Первое сражение, в котором участвует Эймунд (битва на реке между Ярицлейвом и Бурицлавом), отождествляется исследователями с битвой между Святополком и Ярославом у Любеча, описываемой древнерусскими летописями под 6524 (1016) г. (Сенковский 1834а: 62–64; Лященко 1926: 1074; Древняя Русь 1999: 519; Карпов 2001: 123; Мельникова 2008б: 151; Михеев 2009: 169). По А. И. Лященко, «общими чертами описания в летописи и в саге является расположение войск по обоим берегам реки (в летописи – Днепра)» (Лященко 1926: 1074). По мнению Р. Кука, «Прядь» имеет определенную литературную форму. Требования литературы, которая предпочитает регулярность, повтор, штамп, исказили естественную историческую картину, которая неизбежно иррегулярна и асимметрична. Яркий пример этого – три атаки Бурицлава, три совета Эймунда, три отказа Ярицлейва платить своим варягам, два ложных слуха о смерти Бурицлава (см. ниже в тексте «Пряди»). Из трех столкновений Ярослава-Ярицлейва со Святополком-Бурицлавом лишь первое, по мнению Кука, параллельно в летописи и «Пряди»: и там, и здесь брат-мятежник выступает против Ярослава, который в ответ выводит свое войско (включая варягов), чтобы оказать ему сопротивление; они сходятся на противоположных берегах реки и располагаются там на некоторое время (на четыре дня по «Пряди», на три месяца по «Повести временных лет»), пока атака Ярослава не сметает противника, и он отправляется искать новых союзников (Cook 1986: 69, 71).

Бьярмаланд – Беломорье (см.: Джаксон 2000б). А. И. Лященко из сопоставления текстов саги, русских летописей и «Хроники» Титмара заключил, что «биармийцы – это печенеги. В баснословных рассказах о Биармии, – пишет он, – следует отметить неопределенность указаний на то, чтó именно следует разуметь под Биармией». В некоторых сагах, по его мнению, Бьярмаланд – «вообще далекая страна на востоке», а потому «мало известная, отдаленная от Скандинавии страна печенегов могла получить название “Биармии”». «Наконец, биармийцы Эймундовой саги являются конным войском, что вполне понятно для кочевников печенегов» (Лященко 1926: 1077–1078). С этим трудно согласиться, поскольку как бы ни была расплывчата и неопределима Бьярмия , в любом случае это территория не просто «на востоке», а непременно на северо-востоке, точнее – в самой северной части восточной «половины мира». Соответственно, мы не можем говорить, что бьярмийцы – это печенеги, а можем лишь утверждать, что до составителей «Пряди» дошли сведения о бегстве Святополка в отдаленные земли, а для северных авторов территориями, окраинными по отношению к Гардарики, и выступал как раз Бьярмаланд. Как отмечает Е. А. Рыдзевская, «Прядь» «превращает печенегов, союзников Святополка в его борьбе с Ярославом, в бьярмов, более известных на скандинавском севере» (Рыдзевская 1945: 61). В архивных материалах исследовательницы содержится такая запись: «Бьярмы в Eym. (т. е. в «Пряди об Эймунде». – Т. Д. ) – вымысел автора, более знакомого с ними, чем с печенегами, или признак новгородского влияния на сагу (до Flat, конечно)» (Архив ИИМК РАН. 39. № 43. Л. 4). Ср. замечание Н. И. Милютенко: «В процессе устного существования саги непонятные слушателям восточные кочевники превратились в хорошо известных северных финно-угров, хотя и сохранили характерные черты печенегов – они сражаются конными» (Милютенко 2006: 129).

Р. Кук полагает, что определение, данное А. Стендер-Петерсеном «Саге о Харальде Суровом Правителе» – «собрание военных хитростей» (Stender-Petersen 1934: 98), – с еще большим правом может быть применено к «Пряди об Эймунде», поскольку центральным моментом этой последней является рассказ о трех военных хитростях, при посредстве которых Эймунд помогает Ярицлейву победить Бурицлава. Если первое столкновение с Бурицлавом, как оно описано в «Пряди», имеет, по его мнению, сходство с историческим известием, зафиксированным в «Повести временных лет», то второе и третье, напротив, представляют собой остроумные военные хитрости, составляющие, по Стендер-Петерсену, «варяжский» корпус повествовательного материала.

В подготовке ко второму столкновению Кук усмотрел нигде в литературе не встречающееся соединение мотивов, при том что взятые изолированно эти две военные хитрости довольно известны. Так, рытье защитниками города рва для лошадей осаждающих рекомендует Кекавмен; в русской былине об Илье Муромце татары роют три рва, чтобы поймать Илью и его коня. В этих случаях не предполагается маскировка рва, как в «Пряди», но о ней говорит греческий историк Эней Тактик (IV в. до н. э.). Выставление напоказ драгоценностей упоминается несколькими скандинавскими сагами, но там это делается с другим намерением: в «Саге о Хрольве Гаутрекссоне», в «Саге о Рагнаре Кожаные Штаны» и в «Саге о сыновьях Магнуса» жители осажденного города, устав от осады, выставляют драгоценности, чтобы заманить противника в город, но затем не могут удержать оборону города, и их город оказывается взятым. Южный вариант того же рассказа встречается в сообщении Джоффри Малатерры об осаде города Бари Робером Гискаром, происходившей в 1067–1071 гг. Кук полагает, что при осаде Бари подобное событие, действительно, могло иметь место, а затем рассказ о нем был заимствован составителями северных саг (Cook 1986: 78–81).

Я. де Фрис считал, что этот «анекдот», как и многие другие, принадлежит к «норманским заимствованиям в исландских королевских сагах», т. е. эти материалы были перенесены на север норманнскими писателями и рассказчиками (de Vries 1931: 72). Стендер-Петерсен оспорил аргументы де Фриса, пытаясь доказать, что военные хитрости, вроде тех, которые использовал Харальд Суровый Правитель при захвате четырех сицилийских городов, были заимствованы не скандинавами у норманнов, а и скандинавами и норманнами – из византийских источников. Стендер-Петерсен не анализировал мотива выставления напоказ драгоценностей со стен осажденного города, но нет причин, заключает Кук, по которым и этот рассказ не мог бы быть причислен к рассказам, прошедшим по «варяжскому» пути. Варяги активно участвовали в столкновениях в районе Бари в 1041 и 1071 гг. и, естественно, полагает Кук, могли принести рассказ с собой в Византию, а оттуда – на Север. Подобных историй нет на Руси, однако вероятность ее прохождения через Русь, утверждает Кук, весьма велика (Cook 1986: 81).

«Ко второму, если можно так выразиться, акту борьбы Ярослава с братом, соответствующему известиям “Повести временных лет” под 1018 г., относится сообщение саги о том, что Ярослав был в бою тяжело ранен в ногу. Но по “Повести временных лет” он оказывается “хромцом” еще в 1016 г., независимо от какого бы то ни было ранения, а Тверская летопись, как известно, упоминает о его хромоте от рождения. Интересно, что, по мнению Д. Г. Рохлина, образовавшийся у Ярослава в детстве вывих правой бедренной кости (не травматического происхождения) мог давать лишь незначительную хромоту, в молодые годы мало заметную для окружающих; следовательно, то лицо, которое, по летописи, называет его хромым в 1016 г., когда он еще не был стар, вероятно, знало об этом недостатке. Если известие саги о ранении в ногу и является позднейшим домыслом, объясняющим хромоту (как это понимает Ф. А. Браун [Braun 1924: 161. – Т. Д. ]), то сведение о самом этом явлении идет во всяком случае из ближайшей к Ярославу среды и восходит к устному преданию. Второе, травматическое повреждение правой ноги у Ярослава произошло, по исследованиям Д. Г. Рохлина, позже того времени, о котором повествуют летопись и сага» (Рыдзевская 1940: 69). См. работы по изучению костных останков Ярослава Мудрого : Рохлин 1940, Гинзбург 1940.