Ниал Фергюсон - Восхождение денег

Голландцы вели себя агрессивно – и хорошо зарабатывали. К середине 1650-х ГОК крепко держала в руках не только монополию на экспорт гвоздики и муската (разбросанное по многим местам производство перца ей не подчинилось), но и торговлю индийскими тканями с Коромандельского берега 30– и баснословно богатела. Без нее не обходилась и торговля внутри Азии; японские серебро и медь обменивались на ткани из Индии, золото и шелк из Китая. Затем индийский текстиль отбывал на острова в Тихом океане, а оттуда шли перец и пряности, в обмен на которые на Ближнем Востоке можно было приобрести драгоценные металлы 31. Осмелев, компания стала предоставлять различные услуги жившим в Азии европейцам вроде Роберта Клайва – взяв Бенгал, он сколотил завидное состояние и отправил его на кораблях ГОК в Лондон с остановками в Батавии и Амстердаме 32. На правах первой в мире современной корпорации ГОК умела с выгодой для себя сочетать крупный масштаб с пониженными издержками при заключении сделок и “эффектами сети”, в переводе с экономического – преимуществами, связанными со свободным обменом информацией между множеством лиц 33. С британской соперницей ГОК разделяла одну головную боль: представители на местах норовили вести дела от своего имени, упускать выгодные сделки или просто-напросто приворовывать – иными словами, решения требовала знакомая любому студенту-экономисту проблема взаимоотношения начальника и подчиненного. Помогла крайне необычно устроенная система вознаграждений, которая поощряла инвестиции и продажи и заставляла людей думать прежде всего о выручке, а не чистой прибыли 34. Дела шли в гору. Если в 1620-х с товарами из Азии вернулись 50 кораблей, то в 1690-х – уже 156 35. Голландские грузоперевозки в обход мыса Доброй Надежды в 1750-м вдвое перекрыли свой уровень полувековой давности, а десять лет спустя в три раза превосходили достижения британцев 36.

Подъемы и падения ГОК на пути к вершине экономического и политического Олимпа незамедлительно отражались на цене акций. А в Амстердаме иначе и быть не могло; поведение тамошних дельцов, жадно впитывавших любые слухи о войне, мире и кораблекрушениях, живо и точно описал на страницах своей книги с говорящим названием “Заблуждения заблудших” (1688) сефардский еврей Иосиф Пенсо де ла Вега. Не сомневайтесь: век с лишком после рождения компании был ее веком. С 1602 по 1733 год акции ГОК выросли с номинала в 100 пунктов до 786 пунктов (правда, выше они уже не поднимались), как будто с 1652-го и до Славной революции 1688-го компания и не страдала от ожесточенной конкуренции с британцами 37. Уверенный рост капитала сопровождался частыми выплатами дивидендов, а цены вели себя спокойно, так что крупные вкладчики вроде Дирка Баса становились лишь еще крупнее [32] Рост потребительских цен составлял 2 % в год в период между 1550 и 1608 годами, 0,9 % в следующие пол столетия и всего 0,1 % годовых за но лет с 1659 по 1779-й, а значит, Амстердамский обменный банк работал не впустую. Восьмикратное удорожание акций ГОК, таким образом, смотрится неплохо и на фоне подвигов сегодняшнего фондового рынка (с поправкой на инфляцию). . Уже к 1650-му совокупные выплаты в восемь раз обогнали первоначальные взносы, и выходило, что акционеры получали нешуточные 27 % годовых 38. А главное – в безудержном росте Голландской Ост-Индской компании не было ничего дутого. Если знаменитая тюльпаномания 1636–1637 годов – всем пузырям пузырь, то на диво плавное восхождение ГОК растянулось на столетие с хвостиком, да и падение продолжалось целых шестьдесят лет, и только в декабре 1794-го акции откатились на скромную отметку в 120 пунктов. Нечто похожее происходило и с голландской колониальной империей. А вот акции других компаний-монополистов во внешней торговле, так походивших на ГОК, вели себя совсем иначе – взлеты и крушения сменяли друг друга помесячно, если не чаще. И тут самое время вернуться к Джону Ло.

Голландские деньги словно помогли шотландскому отщепенцу прозреть. Хитросплетение связей между Ост-Индской компанией, Обменным банком и биржей не давало Ло спать по ночам. Прирожденный игрок, амстердамскую биржу он предпочитал самому роскошному казино. Дивился проделкам тех, кто играет на понижение, и мастеров торговли ветром (windhandel) – первые в надежде сбить цену на акции ГОК распускали неприятные для нее слухи, вторые и вовсе зарабатывали на том, чего сами не имели (отсюда и несколько издевательское прозвище). Везде, куда ни глянь, пышным цветом распускались все новые финансовые диковинки. Не оставался в стороне и Ло – он изобрел сложную схему, которая страховала участников национальной лотереи от проигрыша.

При всем при этом ему казалось, что в голландской системе чего-то недостает. Было непонятно, зачем, коли они так полюбились рынку, искусственно ограничивалось число акций Ост-Индской компании. Озадачивала Ло и излишняя, на его вкус, сдержанность Амстердамского обменного банка. “Банковские деньги” хоть и были успешны, но так и оставались лишь пометками на полях учетных книг. Если не считать тех чековых расписок, что купцы выдавали в обмен на помещенные в банк монеты из драгоценного металла, деньги не существовали; их просто-напросто не было. В черепной коробке Ло уже роились мысли о принципиальной перестройке всех денежных отношений: в его мечтах ведающий выпуском банкнот государственный банк вроде Банка Англии облекался всеми привилегиями торгового монополиста вроде ГОК. Великому хулигану не терпелось найти достаточно доверчивые народ и страну, чтобы воплотить свои фантазии в жизнь. Кого же выбрать?

Все началось с Генуи, где Ло приторговывал иностранными валютами и ценными бумагами. Следующая остановка – Венеция, дни на бирже, ночи в игорных домах. На паях с графом Айлским он приобрел немало бумаг на лондонской бирже. (Надо думать, Ло пользовался хорошими связями в высшем свете. Тем более странным выглядит его поведение. Так, леди Кэтрин Нолз, дочь графа Бэнбери, считалась супругой Ло и родила ему двоих детей, все это время оставаясь законной женой другого человека.) Наконец, в 1705 году он отправил в парламент Шотландии предложение о создании нового банка – позднее оно появилось в печати под названием “Размышления о деньгах и торговле”. По замыслу будущего Джона из Эдинбурга, банк должен был выпускать бумаги с процентными выплатами и таким образом лишить монеты роли денег. Обсуждение и осуждение идей Ло стало прощальным вздохом независимого шотландского парламента перед тем, как в 1707 году был подписан Акт о союзе Англии и Шотландии 39. Не найдя понимания на родине, Ло начал осаду Турина и в 1711 году добился аудиенции у герцога Савойского Виктора Амадея II. В “Пьемонтских записках” Ло вновь изложил доводы в пользу бумажных денег. По его убеждению, всеобщим деньгам достаточно пользоваться всеобщим доверием, и если оно есть, то бумага ничем не хуже монет. “Я открыл тайну философского камня, – признавался он другу, – и теперь могу превращать бумагу в золото” 40. Герцог был иного мнения: “Я не настолько богат, чтобы разориться”.