Ниал Фергюсон - Восхождение денег

Сам дворец Стоу великолепен, и отрицать это может лишь слепой. Размашистые колоннады, портик работы Ванбру и замечательный парк, разбитый Ланселотом Брауном по прозвищу Способный, – перед нами один из лучших образцов аристократической архитектуры XVIII века и вдобавок прекрасно сохранившийся. И все же кое-чего в Стоу не хватает, а если быть точным – не хватает очень многого. Сиротливо смотрятся ниши в грандиозном Мраморном зале – раньше в каждой стояло по статуе в романском стиле. Роскошные камины эпохи Георгов, прежде украшавшие парадную комнату, уступили место дешевым викторианским поделкам скромных размеров. Пустуют комнаты, в которых раньше яблоку не удалось бы упасть, не задев изысканной мебели. Но почему? Потому что когда-то Стоу принадлежал Ричарду Плантагенету Темпл-Ньюджент-Бриджес-Чандос-Гренвилю, шестому виконту Кобэму и, по совместительству, второму герцогу Букингемскому.

Имение Стоу – аристократическое великолепие, увязшее в долгах.

Связи в самых высоких политических кругах и продуманный подход к женитьбам позволили его предкам за каких-то 125 лет из баронов стать герцогами, и имение Стоу было лишь частью их обширных владений по всей стране и за ее пределами 9. Подсчитано, что Ричард Темпл имел 67 тысяч акров земли в Англии, Ирландии и на Ямайке. Казалось, родовитый англичанин мог позволить себе все. Деньги он разбрасывал так усердно, будто боялся, что их отменят: тратился на любовниц и незаконнорожденных детей, преследовал душеприказчиков покойного тестя, подмасливал нужных людей – и становился рыцарем ордена Подвязки, противостоял биллю о реформе и отмене Хлебных законов – короче говоря, герцог ставил интересы земли чуть ли не выше собственных и не скупился, когда убеждения надо было подкрепить звонкой монетой. Он гордился тем, что “боролся со всеми мерами, могущими нанести ущерб сельскому хозяйству, какое бы правительство их ни предлагало”. Когда отменили Хлебные законы, Темпл предпочел сложить с себя полномочия лорда – хранителя малой печати в правительстве сэра Роберта Пиля 10. Так или иначе, к 1845 году – иными словами еще до крушения цен на зерновые – герцог был по уши в долгах. При поступлениях в 72 тысячи фунтов он расходовал 109 140 фунтов в год, а кредиторам причиталось 1 027 282 фунта 11. Большая часть дохода герцога уходила на обслуживание долга (ставка по иным кредитам достигала 15 %) и выплаты тем, кто застраховал жизнь Темпла и таким образом подарил надежду его кредиторам 12. Страховка служила лишь ширмой, иллюзией рассудительности – напоследок безумец гульнул на все.

Наконец-то заполучив в гости королеву Викторию и принца Альберта – столь желанный визит назначили на январь 1845-го, – он чуть ли не буквально перевернул свою резиденцию вверх дном. Весь дом был под завязку забит роскошествами по последнему слову моды. В ванной комнате дорогих гостей на полу лежали тигровые шкуры. Язвительная Виктория не смогла сдержаться: “Ни в одном из моих двух дворцов таких богатств нет”. Все только начиналось: герцог за свои средства пригласил целый йоменский полк, и прибытие королевы с супругом было встречено приветственными залпами. Засвидетельствовать свое почтение выстроились четыре сотни жителей имения верхом на лошадях и еще примерно столько же с иголочки одетых чернорабочих, не считая трех духовых оркестров и выписанного из Лондона на один-единственный день полицейского расчета 13. Такого герцогская казна выдержать не могла. Маркиз Чандос, старший сын виновника, был призван взять дела в свои руки тут же по достижении совершеннолетия, дабы отвести угрозу благополучию всего почтенного семейства. Что он и сделал, не избежав, впрочем, изнурительной судебной тяжбы 14. В августе 1848 года, к ужасу герцога, все содержимое дворца Стоу пошло с молотка. Двери старинного отчего дома распахнулись, впустив внутрь орды охотников за почти что дармовым антиквариатом. Им было чем поживиться: столовое серебро, вино, фарфор, произведения искусства и редчайшие издания отходили всем желающим, и бессердечный “Экономист” замечал, что в своих страданиях герцог походил на “разорившегося торговца керамикой” 15. Принеся жалкие 75 тысяч фунтов, распродажа подвела жирную черту под эпохой заката аристократии.

Три поколения аристократов:

Ричард Гренвилл, 1– й герцог Букингемский (слева вверху);

Ричард Гренвилл, 2– й герцог Букингемский (справа вверху);

Ричард Гренвилл, 3– й герцог Букингемский (справа внизу).

Вдоволь настрадавшись и потеряв всякое терпение, а вместе с ним и весь гардероб, конфискованный властями, от герцога ушла его шотландская жена; бедолага покинул семейное гнездо ради съемного жилища. Все свое время он проводил теперь в лондонском клубе Карлтона, где без остановки строчил не вызывающие доверия воспоминания и приставал к актрисам и замужним женщинам. Лишенный возможности получать деньги по первому требованию, он затаил глубокую обиду на сына – “офицер в моем звании, у которого и особых расходов-то нет, получает больше денег” 16:

В трудную минуту, когда мной пренебрегают, меня забыли, а кто не забыл – преследует, мой сын оставил отца на произвол судьбы… Завладев его имуществом, наперекор соображениям чести и справедливости, он вредил отцу… и наконец стал свидетелем моего упадка и бесчестья 17.

“Я отравлен и ограблен”, – жаловался он каждому члену клуба, кто готов был его слушать 18. В 1861 году смерть застала герцога в оплаченных сыном номерах “Большой западной гостиницы” близ вокзала Паддингтон. Любопытно, что более сметливый отпрыск в этот момент занимал должность председателя Лондонской и Северо-западной железной дороги 19. В современном мире надежная работа ценилась выше унаследованных титулов, сколько бы акров земли они с собой ни несли.

Личная трагедия герцога Букингемского стала еще одним предвестием нового, демократического времени. Реформы избирательного законодательства в 1832, 1867 и 1884 годах избавили шею страны от удавки аристократического самодурства. Уже к концу столетия те, кто платили 10 фунтов ренты, голосовали наравне с теми, кто эту ренту получал. Электорат насчитывал 5,5 миллиона душ, охватывая 40 % взрослых мужчин. В 1918 году пал имущественный ценз, а еще спустя десять лет к урнам были допущены все взрослые граждане страны независимо от пола. Теперь широкие массы людей обладали правом голоса, но не собственностью. Сами посудите: еще в 1938 году своим обитателям принадлежали менее трети домов в Британии. Первой демократии собственников было предначертано зародиться на другой стороне Атлантики. Младенец появился на свет в результате тяжелейшего финансового потрясения в истории человечества.