Пралин Array - Тайны парижских манекенщиц (сборник)

– Надеюсь, не одна!.. А о ком ты говоришь?..

– О Николь, подручной в мастерской воздушных тканей. Она без ума от тебя. Вырезает твои фотографии из l’Art et la Mode и пришпиливает булавками у своего стола.

– Это к чему?

– К тому, что она стоит позади и сотни раз повторяет мне, что ее главная мечта – однажды поговорить с тобой. Представить ее?

– Безусловно!

Так я познакомилась с пунцовой, как яблоко, Николь. Та смущенно пожала мне руку. Я уже замечала ее во время позирования и примерок, отметила ее маленький вздернутый, как у пекинеса, носик и шаловливый взгляд, но только сегодня у этого неудавшегося мальчугана появилось имя.

– Знаешь, что доставит ей самое большое удовольствие? – продолжала Люсьена, поглядывая на онемевшую Николь. – Она хочет пригласить тебя к себе домой на обед.

Малышка для приличия запротестовала, но я почувствовала, что она горела желанием пригласить меня, и дала согласие, чокнувшись бокалами.

На следующий день, признаюсь, я забыла о новом знакомстве, но не забыла Люсьена, напомнившая мне об обещании.

В ближайшее воскресенье, я, как Помона [222], нагрузившись цветами и фруктами, отправилась в гости. Припарковала старенький «кабриолет-паккард» у въезда в улочку квартала Тампль, что между Бастилией и площадью Республики, и, рассекая группки праздношатающихся мужчин на тротуаре, услышала одобрительный свист и лестные отзывы: местным кавалерам явно понравилось мое платьице от Ланвен.

Я без труда добралась до двухкомнатной квартирки с кухней. Николь встретила меня так сердечно, что я тут же забыла о ее слишком ярко накрашенных губах и волосах со следами бигуди. Вынырнув из-за кастрюль, ее мать вытерла ладони о передник и протянула мне мизинчик, ибо взбивала яйца для карамельного крема. Люсьена уже была здесь, наслаждаясь триумфом своего посредничества. Я не расстроилась, поскольку в это воскресенье все здесь старались быть мне приятными, нуждались в дружелюбном отношении.

Без этого тепла, которое заменяло богатство, крохотная квартирка показалась бы мне убогой. В углу приютилась придвинутая к стене швейная машинка, на ней огромный упаковочный холст, набитый кроем. В такие чехлы зеленого цвета швеи обычно собирают готовую работу для передачи заказчику.

– Приходится вечерами строчить, – объяснила мать, проследив за моим взглядом, – а Николь помогает. Сегодня надо вкалывать вдвоем, чтобы свести концы с концами.

– А я ведь зарабатываю больше десяти тысяч франков в месяц! – вступила в разговор Николь. – А скоро будет и больше со сверхурочными накануне коллекций.

– Да, – разъяснила Люсьена, заметив, как округлились мои глаза. – Николь всего на третьем году ученичества. Пока она подручная и получает шестьдесят два франка в час, потому что ей еще нет восемнадцати лет.

Когда она поступила в Дом, директор подписал с ней договор, гарантирующий пятьсот пятьдесят франков в неделю.

– Когда она станет первой мастерицей?

– Сначала будет второй, а потом первой, перед тем как стать первой квалифицированной мастерицей… Ей понадобится проработать семь лет в профессии, чтобы получать сто сорок пять франков в час.

– Заработок уборщицы!

– Да, но с надеждой на сверхурочные, 25–50 % в зависимости от объема заказов.

– А каков потолок? Что получает начальник мастерской? Первая мастерица или закройщик, участвующий в создании коллекции и руководящий тридцатью или сорока людьми, получают около пятидесяти тысяч франков в месяц. Даже с оплатой транспорта, социальными пособиями, питанием со скидкой, а иногда небольшим процентом от прибыли – да простят мне скучное перечисление цифр – ремесленники этого великого творческого мира парижской Высокой моды участвуют в процессе без надежд на роскошь. Даже если указанные тарифы минимальны, они не больше на практике.

Надо думать, Николь считает, что счастье не в деньгах, и богатство в ее судьбе пока большой роли не играет. После недели в мастерской, где рогалики и кофе со сливками часто заменяют обед, она ликует в ожидании бала в субботу вечером и воскресного кино. Милая Николь!

Лейтмотивом ее нынешней жизни остается швейная машинка, ее отодвигают, чтобы разложить потрепанный велюровый диван, и несомненно выдвинут сразу после моего ухода.

До свидания, Николь, мечтающая, особо в это не веря, что однажды она будет носить модели, которые на ее глазах уходят в салон. Кстати, не одна она попадает под очарование этой мечты, поскольку мастерские то и дело принимают новых кандидаток, а Специальная Школа Моды отказывается набирать лишних учениц. Успех этой Школы, созданной полвека назад, был очевидным. Через год после ее основания, в 1905 году, в нее записалось двести учениц. Сегодня там учится тысяча восемьсот человек, среди которых шесть десятков парней и много молодых иностранцев, прибывших узнать тайны парижского шика под руководством сорока преподавателей или надзирателей.

Один из многочисленных курсов после трех лет учебы завершается получением С.П.П. (Сертификат Профессиональной Подготовки), он дает право на должность и зарплату второй квалифицированной мастерицы. К несчастью, наша Высокая мода мало использует эту исключительно знающую рабочую силу. Лауреаты с дипломом в кармане продолжают учебу, совершенствуют свою техническую подготовку, чтобы занять пост преподавателя или учительницы, или проходят многолетнюю стажировку у какого-нибудь кутюрье, чтобы стать модельером, а самые способные становятся модельными мастерами, рисовальщиками.

Некоторые девушки довольно быстро выходят замуж и уходят. У одного из наших великих модельеров из шестисот работниц, делающих взносы в кассу взаимопомощи, только две были замужем и матери семейств, получали ежемесячное пособие. Две из шестисот! Остальные после замужества или появления первого ребенка покидали профессию, требовавшую полной отдачи и приносившую так мало денег для семейного бюджета. Но те, кто остается, окончательно прикипают к делу. Они готовы забыть об обыденности выдавшейся им судьбы ради участия дважды в год в рождении моды. Одного века хватило, чтобы превратить Высокую моду в целый мир, своего рода цитадель.

Чарльз-Фредерик Ворт в 1890 г. Фото Надара

Парижская элегантность «перебросила мост» между тем днем 1857 года, когда Чарльз-Фредерик Ворт обосновался в доме № 7 по улице де ла Пэ, и нашими беспокойными днями атомной эры, между эпохой карет, в которых едва помещались кринолины, и временем реактивных самолетов. Вечный поиск, непрерывная охота, методы передаются от одного поколения к другому. Все гонятся за Граалем [223], но способы не меняются. Нынешняя швея руководствуется теми же канонами красоты, что и ее младшая сестра столетней давности, и пользуется все той же иголкой с ниткой. Эта непрерывность, несомненно, составляет гордость нашей профессии, обеспечивает поддержание традиций, сохранение больших и малых секретов, даже скрытность, которая может показаться несведущему смешной. Сформировался довольно закрытый клан, где постоянно слышится: «Это мода!», где принимают, если инстинктивно не отбрасывают, все, что не есть «мода». Мир, в котором восхищаются по необходимости и где много работают. Это раздражает внешнего наблюдателя с холодным взглядом, но этот мир достоин восхищения.