Франсуа Досс - Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

В 1950-е годы на Гваттари очень повлияла фигура Сартра, вплоть до того, что в своем дневнике, в котором хорошо заметны экзистенциалистские темы, он подражает его языку: «Эта объективация (времени) посредством антитезиса помогает почувствовать время в нас, то есть отделить его от мира» [108] Феликс Гваттари, тетрадь № 1, январь 1951 года, IMEC. . Его особенно увлекает тема времени, ничто, смерти и потребности избавиться от танатоидной тревоги, он даже проделывает феноменологические упражнения, подобно тому как другие делают духовные упражнения Игнатия Лойолы, чтобы глубже познать себя и избавиться от самообмана, знаменитой сартровской mauvaise foi:

Я погрузился в пучину. Жил в постоянной тревоге. В поезде я открыл метод, если таковой вообще существует, позволяющий увидеть собственную неподлинность: перечислять, прояснять все объекты, подданным которых невольно становишься, пока не получится своего рода пустота. Феноменологом легче быть с вещами, чем с людьми. Весь вопрос в том, что другой вас видит , что у него синтетическая точка зрения на ваше бытие. Все зависит от интенциональности, с которой он заставляет вас существовать для него. Сартровская борьба продолжается [109] Феликс Гваттари, тетрадь № 2, 4 октября 1952 года, IMEC. .

Нет никакого времени в мире, мы проецируем его на мир. Кому рассказать, что я понял это только вчера вечером [110] Там же, 1952. .

Гваттари даже комментирует главы «Бытия и ничто» в своем дневнике. По поводу главы «Детерминация как отрицание» он записывает: «Для-себя образует мир как тотальность. Это ничто, или негация, всего, что есть бытие. Эта тотализация – тотализация ничто за счет бытия, она тотализует и расчленяет в одно то же время. У меня не получается разрушить понятие целого, я в нем застреваю» [111] Там же, 8 октября 1952 года. . Здесь возникает экзистенциальный мотив, который на протяжении всей его жизни будет толкать Гваттари на поиски сиюминутного счастья, интенсивного переживания настоящего момента и всего, к чему он обязывает:

Я испытал что-то вроде необходимости найти счастье. Но это «первичное утешение» нужно искать не в прошлом и не в будущем. Его нужно искать в самом непосредственно присутствующем бытии. Нужно, чтобы твое бытие стало бытием в мире , дать миру образ счастья, пусть даже лицо этого счастья будет самым простым, лишенным всякого упования [112] Там же, 13 октября 1952 года. .

Замечательно. Великолепное «Б. Н…» [ «Бытие и ничто»]. Я читаю и обвожу зеленым карандашом целые абзацы, и очень доволен. Это пробуждает меня ото сна [113] Там же, 24 октября 1952 года.

От этой любви к Сартру Гваттари не отречется никогда, даже на закате жизни, в 1990 году он напишет:

Сартр для меня – автор порядка Гёте или Бетховена: либо ты любишь его всего целиком, либо нет. Почти пятнадцать лет своей жизни я был полностью захвачен не только текстами Сартра, но и его поступками и жестами. Все, что я мог сказать и сделать, совершенно очевидно несло на себе его отпечаток. Его трактовка неантизации, детотализации, которая у меня превращается в становление, детерриториализацию, его концепция сериальности, инертной практики, которая подпитывает у меня группу-субъекта, его понимание свободы, ангажированности и ответственности интеллектуала, которые он воплощал, остались для меня если не императивом, то по крайней мере непосредственной данностью. Уж лучше я буду ошибаться вместе с ним, чем быть правым вместе с Раймоном Ароном [114] Félix Guattari, «Plutôt avoir tort avec lui», Libération, 23–24 juin 1990. .

Именно в среде молодых активистов молодежных турбаз из пригородов Парижа Феликс, член компартии, но с темпераментом скорее анархистским, знакомится в 1948 году с троцкистами и становится активистом Международной коммунистической партии (PCI), французской секции IV Интернационала, бывшей в то время небольшим кружком диссидентов-коммунистов, которых Французская компартия считала заклятыми врагами рабочего класса. Гваттари даже входит в число четырех руководителей-троцкистов парижской группы сети молодежных турбаз.

В Ла-Гаренн-Коломб существовала одна особенно активная молодежная группа: на заводе Hispano-Suiza. На этом престижном предприятии производились роскошные автомобили, «французские роллс-ройсы», а также двигатели, которыми оснащались все самолеты во время Второй мировой. Для города, в котором два крупных предприятия – Peugeot и Hispano, – это важнейший работодатель, центр притяжения рабочего класса. Нужно отметить, что во главе предприятия стоял сын Леона Блюма, Робер, открытый, как и его отец, для диалога и социальных инноваций. На Hispano организацией молодежи занимается харизматический активист Раймон Пети, быстро ставший для нее духовным отцом. Он добивается от руководства и заводского комитета разрешения на создание «Молодежной группы Hispano», которая организует для молодых рабочих во время отпусков путешествия, лыжные походы, отдых на молодежных турбазах. Харизматичный Раймон Пети заражает все вокруг своим энтузиазмом и вызывает некоторые опасения у дирекции. Ему предлагают на постоянной основе войти в состав заводского комитета, чтобы заниматься досугом заводской молодежи. Осознавая опасность потерять связь со своей средой, он не может отказаться от такого «повышения». Именно благодаря постоянной должности он добивается того, что Hispano в 1950 году становится первым предприятием, устраивающим для молодых рабочих третью – лыжную – неделю оплачиваемого отпуска.

Коммунист анархистского толка Раймон Пети ведет безжалостную войну со всеми формами бюрократического аппарата, что совсем не по вкусу руководству компартии. Исключенный из партии, он возвращается в цех, к товарищам по заводу. Один из его друзей, юный Роже Панаже, работающий на Hispano с 1947 года, раз в неделю проводит собрания по вопросам организации отдыха в выходные и каникулы. Вместе с «Молодежной группой» он устраивает экскурсии в музеи, занятия скалолазанием, вечера пения, народных танцев, спелеологические вылазки, киноклубы, походы в театр, учебные кружки или соревнования по волейболу: «Во время походов команды делили работу между собой: рубили дрова, убирались или чистили овощи…» [115] Ouvriers face aux appareils, une expérience de militantisme chez Hispano-Suiza, Paris: Maspero, 1970, p. 39. Эта жизнь в коллективе разрушала иерархические границы, и между юношами и девушками завязывалась крепкая дружба.

Благодаря их заразительному энтузиазму эта деятельность выходит за рамки завода Hispano, группа распахивает двери перед другими молодыми людьми, занятыми в отрасли. Этот опыт привлек Феликса Гваттари, который участвовал в деятельности группы и сдружился с Раймоном Пети и Роже Панаже. Пети становится для Феликса образцом политической ангажированности: «Вчера вечером встречался с Раймоном. Я понял, что мои занятия сейчас напрямую вписываются в мой революционный идеал» [116] Феликс Гваттари, тетрадь № 3, 27 ноября 1952 года, IMEC. .