Квентин Скиннер - Истоки современной политической мысли. Том 2. Эпоха Реформации

Теологические предпосылки вынуждали Лютера не только выступать с нападками на юрисдикционные полномочия Церкви, но и заполнять образующийся вакуум. Речь шла прежде всего о санкции на беспрецедентное расширение полномочий светских властей. Если Церковь – не что иное, как congregatio fidelium , то мирские власти должны иметь исключительное право на всю принудительную власть, в том числе в отношении самой Церкви. Конечно, это не относится к истинной Церкви, представляющей собой чисто духовное царство, но несомненно ставит видимую Церковь под контроль благочестивого государя. Это не означает, что rex становится sacerdos или наделяется правом выступать с заявлениями, касающимися содержания религии. Долг благочестивого государя – содействовать проповеди Евангелия и защищать истинную веру. Но это означает, что Лютер готов признать систему независимых национальных церквей, в каждой из которых государи имеют право назначать и смещать должностных лиц, а также контролировать церковную собственность и распоряжаться ею. В начале «Обращения» Лютер подчеркивает: «Так как светская власть установлена Богом для наказания злых и защиты благочестивых, то круг ее обязанностей должен свободно и беспрепятственно охватывать все тело христианства, без всякого исключения, будь то папа, епископ, священник, монах, монахиня или кто-либо еще» (Luther 1966c, p. 130). Для Лютера это означает, что грандиозная теоретическая битва, которую вели на всем протяжении Средних веков сторонники regnum и приверженцы sacerdotium , завершилась. Идея папы и императора как параллельных и вселенских властей исчезает, и полномочия sacerdotium передаются светским властям. По словам Фиггиса, Лютер уничтожил «метафору двух мечей; отныне меч один и должен находиться в руках направляемого праведными советами и благочестивого государя» (Figgis 1960, p. 84).

Лютер делает еще более радикальный шаг в защите светских властей, когда переходит к рассмотрению оснований властных полномочий, на которые они могут законно рассчитывать. Все законодательные акты, настаивает он, суть прямой дар и выражение промысла Божьего. Поэтому неправильно считать, как Аллен, что Лютер никогда не ставил «вопроса о природе власти или ее происхождении» (Allen 1957, p. 18). Лютер высказывается предельно ясно: всякая политическая власть происходит от Бога, и он постоянно возвращается к месту, который считает самым важным библейским текстом о политическом обязательстве, а именно к указанию св. Павла (в начале главы 13 Послания к Римлянам) о том, что мы должны подчиняться высшим властям и считать существующие власти установленными Богом. Благодаря Лютеру эти слова Павла стали в эпоху Реформации самым цитируемым из всех текстов, посвященных основаниям политической жизни, и они лежат в основе его собственной аргументации в трактате «О светской власти». Лютер начинает с требования «поставить на твердое основание светский закон» и искать такое основание прежде всего в заповедании св. Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога» (Luther 1962b, p. 85).

Это и определяет характер обсуждения вопроса о власти князей, которое ведется в двух различных направлениях. Прежде всего, подчеркивает Лютер, князь обязан применять власть, данную Богом, благочестиво и «править по правде». Данная тема затрагивается главным образом в последнем разделе трактата «О светской власти». Князь «должен посвятить себя» подданным. Он должен не только лелеять истинную религию и поддерживать ее среди подданных, но и «охранять их спокойствие и благополучие» и «обращаться к нуждам подданных своих, действуя так, как будто бы то – его собственные нужды» (p. 120). Он ни в коем случае не должен превышать своих полномочий, в частности, «не издавать приказы и не заставлять силой верить так или иначе», поскольку в его компетенцию не входит управление «тайными, духовными, сокровенными делами» (pp. 107–108). Главные его обязанности – «сохранять внешний мир», «препятствовать злодеяниям» и вообще заботиться о том, чтобы во «внешних вещах» «соблюдался порядок и они управлялись» достойным и благочестивым образом (pp. 92–110).

Впрочем, Лютер не считает, что правители и дворянство достаточно образованны, чтобы правильно понимать свои обязанности. В конце «Обращения» к дворянству он пишет, что совсем немногие в его время понимают, «какая тяжкая ответственность лежит на тех, кто восседает наверху и правит» (Luther 1966c, p. 215). Лютер осуждает методы обучения в университетах, где студенты подвергаются влиянию ложных моральных и политических принципов «слепого языческого наставника Аристотеля» (p. 200). А в трактате «О светской власти» он высмеивает модные гуманистические идеалы благородного и княжеского поведения, потешаясь над всеми «увеселениями властителей – танцами, охотой, скачками, играми и тому подобными светскими радостями» (Luther 1962b, p. 120). Все эти пагубные влияния, пишет он, приводят к тому, что «мудрый князь – птица редкая» (p. 113). Лютер настойчиво повторяет, что верхушка политического общества – обычно «непроходимые глупцы» и «крупнейшие злодеи на земле» (pp. 106, 113), и даже делает в какой-то момент печальный вывод, что «Всемогущий Бог сделал наших князей безумными» (p. 83).

Более того, разъясняет он, ничтожных правителей не следует уважать и слушаться, когда они пытаются вовлечь подданных в нечестивые и постыдные дела. Власть должна иметь четкие границы, настаивает Лютер, а князья, повторяет он свою любимую фразу, – всего лишь «маски», или larvae , Бога. Когда правитель снимает маску служителя Божьего и приказывает подданным совершать злые или нечестивые поступки, ему ни в коем случае не следует повиноваться. Подданный должен следовать своей совести, даже если это означает неповиновение князю. Этот момент подчеркивается в катехетической форме в конце трактата «О светской власти»: «„А что если князь поступает беззаконно; обязаны ли люди следовать за ним?“ Ответ: „Нет, потому что против закона не подобает действовать никому“» (Luther 1962b, p. 125). Лютер непреклонен в этом аспекте своей теории политического обязательства. На его взгляд, все притязания на абсолютную власть происходят из непонимания и извращения власти, которую Бог дал государям (Carlson 1946, p. 267). И он неоднократно ссылается для подтверждения этой точки зрения на то место в Деяниях, где однозначно утверждается, что «должно повиноваться больше Богу (который желает правды), нежели человекам» [8] См. Luther 1962b, p. 125. Аллюзия на Деян. 5:29. . Для Лютера, как и для последующих реформаторов, которые постоянно обращались к данному тексту, это налагает решающее ограничение на обязанность политического послушания.

Но Лютера равным образом влечет и в противоположном направлении. Он придает первостепенное значение учению св. Павла о том, что «существующие власти от Бога установлены». Подчеркивая, что нечестивому правителю никогда не следует повиноваться, он не менее твердо настаивает на том, что такому правителю не следует активно сопротивляться. Поскольку все власти установлены, сопротивление правителю, даже если он тиран, равнозначно противлению воле Божьей. Противопоставление равных друг другу обязанностей – неповиновения и непротивления тирании – проводится в центральной части трактата «О светской власти». Если князь приказывает совершить зло, надо отказаться, сказав, что «не подобает Люциферу восседать с Богом». Если князь «отнимет за это имущество твое и накажет непослушание твое», следует пассивно подчиниться и «возблагодарить Господа, что ты сподобился пострадать ради слова Его» (p. 112). Лютер ни в коем случае не смягчает прежнего акцента на том, что такое поведение есть тирания и что мы не должны «одобрять его, тем паче способствовать ему хотя бы в мелочах покорностью и повиновением». Но он настаивает, что тут ничего не поделаешь: тирании «не следует противиться, ее надо терпеть» (p. 112).