Анри Лефевр - Производство пространства

b) Отношения между этими ключевыми терминами и понятиями (форма, функция, структура) будут более сложными, если мы рассматриваем формы с высоким уровнем абстракции (такие, как форма логическая), не поддающиеся единому описанию и неотделимые от своего содержания. К ним, наряду с логической формой (тождество), следует отнести обоюдность, рекуррентность, повторение (итерацию), различие. Маркс, вслед за Адамом Смитом и Рикардо, показал, каким образом и почему форма обмена, в ее связи с особыми функциями и структурами, приобрела господствующее значение для социальной практики. Форма социального пространства, а именно отношение «центр – периферия», лишь недавно вошла в сферу осмысления форм. Что же касается формы города, то есть объединения, встречи, симультанности, то она, как удалось показать, занимает место среди крупных форм – наряду с централизацией, повторением, различием, рекуррентностью, обоюдностью и т. д.

Такие почти «чистые» формы (в пределе форма, достигая «чистоты», исчезает: например, в чистом тождестве А = А) не могут обходиться без содержания. Процесс «форма – содержание» и отношения – всегда конкретные, – связывающие эти понятия, становятся предметом анализа, относительно которого мы можем лишь повторить сказанное выше: всякий анализ нацелен на остаток произведенной ранее аналитической операции; неустранимое – глубины или основа «присутствия» объекта – существует и будет существовать всегда.

Между формами, близкими к чистоте, то есть к исчезновению, и содержаниями имеются опосредующие элементы: например, пространственные формы, кривая и изогнутые фигуры, прямая и прямые линии. Любой пространственный механизм использует кривые и/или прямые, причем одни могут преобладать над другими.

Формальные элементы, входящие в определенную текстуру , диверсифицируются. Они привносят в нее одновременно и повторяемость, и дифференциацию. Они скрепляют множество, делая возможным переход от части к целому и обратно, соотнесение всех составных частей с целым. Капители в римском клуатре различаются в рамках модели, допускающей эти различия. Они разделяют пространство и задают его ритм. Это функция означивающего дифференциала [75]. Пространственный смысл и ценность полуциркульной или стрельчатой арки, взятой в совокупности с поддерживающими опорами и колоннами, меняется в зависимости от того, используется ли эта арка в архитектуре византийского или восточного типа, готической или ренессансной. Арки в ансамбле определяют его «стиль», функционируя одновременно и как повторы, и как дифференциалы. В музыке то же самое можно сказать о теме и ее обработке в виде фуги. Подобные эффекты «диегесиса», которые семиологии сближают с метонимией, присутствуют во всех обработках пространства и времени.

Заселение (занятие) пространства всегда происходит в соответствии с формами, поддающимися описанию и анализу: дисперсия или концентрация, ярко выраженные или размытые направления. И наоборот, объединение и концентрация как пространственные формы всегда реализуются с помощью форм геометрических: город имеет форму либо круга, либо четырехугольника (радиально-концентрическую или разбитую на квадраты).

Содержание этих форм преобразует их. Прямоугольная форма встречается в римском военном лагере, в средневековых бастидах, в испанском колониальном городе, в современном американском городе. Но все эти городские реальности настолько различны, что абстрактная форма – единственное основание для их сближения.

Весьма интересен пример колониального латиноамериканского города. Закладка этих городов в колониальной империи была связана с производством гигантского пространства – Латинской Америки. Урбанистическое пространство колониального города имело прикладной характер, и производство этого пространства продолжается до сих пор, невзирая на все перипетии империализма, независимости и индустриализации. Это пространство тем лучше поддается изучению, что колониальные города Латинской Америки основаны в эпоху европейского Возрождения, то есть в период повышенного интереса к изучению Античности, истории, учреждений, архитектуры античных городов и городских планов.

Латиноамериканский город строится по плану, предусмотренному королевским ордонансом, в соответствии с настоящим кодексом городского пространства. В сборнике 1573 года («Ордонансы об открытии и заселении») сведены воедино инструкции, данные основателям поселений начиная с 1513 года; они разбиты на три группы: открытие, заселение, усмирение. Строительство города подготавливает и обусловливает завладение территорией и ее реорганизацию под административным и политическим управлением городской власти. Ордонансы предписывают и описывают основные строительные объекты. Отсюда проистекает строгая иерархичность пространства, которое организуется вокруг городского центра и направлено от cuidad к pueblos . План чертится по мерному шнуру и линейке, начиная с Plaza Mayor. Разбитое на квадраты пространство тянется бесконечно; за каждым участком (квадратным или прямоугольным) закреплена своя функция, и наоборот – для каждой функции отводится место ближе к центральной площади или дальше от нее: церковь, административные здания, портики, площади, улицы, портовые постройки, склады, ратуши. В однородном пространстве устанавливается ярко выраженная сегрегация [76]. Историки рассматривают такой колониальный город как искусственный продукт, но этот искусственный продукт служит также и орудием производства; чуждая изначальному пространству надстройка служит политическим средством для внедрения экономической и социальной структуры: она вписывается в ландшафт, образуя ее «фундамент». В этих пространственных рамках испанская колониальная архитектура свободно (если так можно выразиться) развивала эстетику барокко – выраженные эффекты фасада. Связь между микроуровнем (архитектурным) и макроуровнем (пространственной стратегией) существует, но не сводится к связи логической, к формальной импликации. Следовательно, главное, что здесь нужно выделить, – это производство социального пространства политической властью: с помощью насилия и в экономических целях. Такое социальное пространство порождается исходя из рационализированной, теоретически осмысленной формы, служащей орудием и позволяющей совершать насилие над существующим пространством.

Возникает вопрос, не имеют ли различные пространства в виде шахматной доски общее происхождение – принудительные действия центральной власти. Однако эта «порождающая» схема вряд ли поддается безоговорочному обобщению. Изменение нью-йоркского пространства начиная с 1810 года объясняется наличием и влиянием уже существующего сильного городского ядра, которое проявляется в действиях компетентных властей. Имеет ли оно целью перенос богатств в метрополию? Безусловно, нет; период колонизации уже завершен. В Латинской Америке геометрическое пространство создавало возможность вымогать и грабить во имя накопления богатств в Западной Европе: произведенное богатство уплывало в далекие страны сквозь ячейки сети. В англосаксонской Америке гомологичное с точки зрения формы пространство служит производству и накоплению на месте. Одна и та же абстрактная форма имеет противоположные функции и порождает разные структуры. Однако она не безразлична по отношению к функциям и структурам. В обоих случаях предшествующее пространство разрушено целиком и полностью. Изменения нацелены на однородность и создают ее.