Гай Стэндинг - Прекариат: новый опасный класс

Символы важны. Они помогают объединять группы во что-то большее, нежели скопище посторонних. Они помогают выковывать класс и укреплять самосознание, способствуют осмыслению общего и закладывают основы солидарности, или fraternité – братства. Как осуществить переход от символов к политической программе – именно об этом данная книга. В своей эволюции прекариату как проводнику «политики рая» еще предстоит перейти от театра и визуальных идей эмансипации к набору требований, которые всерьез озаботят государство, а не просто озадачат или разозлят его.

Примечательной особенностью европервомайских демонстраций была карнавальная атмосфера, с танцевальными ритмами сальсы и юмористическими, шутовскими плакатами и речами. Многие из акций, связанные с готовившими их неуправляемыми организационными каналами, были анархическими, безрассудными, не ставили какую-то определенную цель и не несли в себе социальную угрозу. В Гамбурге участникам давали советы, как зайцем ездить на автобусе и не платить за билет в кино. В 2006 году в одной такой акции, которая с тех пор вошла в предания, группа из двух десятков юнцов в карнавальных масках, называющие друг друга странными кличками вроде Спайдер-Мумия, Мультифлекс, Опера-Историкс и Санта-Гевара, ввалились среди бела дня в магазин деликатесов. Нагрузив тележку дорогими продуктами и напитками, сфотографировались возле них и ушли, оставив кассирше цветок с запиской, объясняющей, что они производят такую роскошь, а сами и не имеют возможности ею пользоваться. Этот эпизод – пример того, как жизнь повторяет искусство, поскольку акция была навеяна фильмом «Воспитатели». [1]Эту группу, назвавшую себя «Банда Робин Гуда», так и не поймали. Они разместили в Интернете объявление, что раздают еду стажерам, которых причислили к самым эксплуатируемым незащищенным работникам в городе.

Вряд ли они рассчитывали приобрести сторонников или повлиять на основную часть общества, однако шутовские выходки групп вроде этой вызывают в памяти исторические аналогии. Вероятно, мы находимся на такой стадии эволюции прекариата, когда все те, кто выступает против его главных признаков – неуверенности в жилье, в работе, в социальной защите, – сродни «примитивным бунтарям», появлявшимся в период всех великих общественных трансформаций, когда прежние социальные привилегии отбирали, а общественный договор разрывали и отбрасывали как ненужный сор. Робин Гуды были всегда, как отметил Эрик Хобсбаум в своей знаменитой книге «Простые бунтовщики» (Hobsbawm, 1959). Обычно они появлялись в периоды, когда связная политическая стратегия, выражающая интересы нового класса, только еще формировалась.

Те, кто принимает участие в парадах «Европервомая» и сопутствующих акциях в разных частях планеты, – это лишь самая верхушка прекариата. Есть более глубинная его часть, живущая в страхе и неуверенности. Большинство этих людей не отождествляют себя с участниками европервомайских демонстраций. Но это не отменяет того, что они тоже прекариат. Они плывут по жизненному морю без руля и без ветрил, но в какой-то момент могут дать волю гневу и метнуться в любую сторону – от политически крайне правых до крайне левых, поддерживая популистскую демагогию, которая играет на их страхах или фобиях.

В 1989 году город Прато, недалеко от Флоренции, был почти на сто процентов итальянским. В течение ряда столетий он являлся крупным центром текстильной и швейной промышленности. Из 180 тысяч его жителей большинство были связаны с этими предприятиями, и так продолжалось на протяжении нескольких поколений. Этот тосканский город, верный традиционным ценностям, был в политическом плане стабильно левым и казался воплощением социальной солидарности и умеренности.

В тот год году в Прато прибыла группа из 38 китайских рабочих. И вскоре стали появляться швейные предприятия нового типа: их владельцами были китайские иммигранты и несколько итальянцев, завязавших с ними контакты. Они стали завозить все больше и больше китайских рабочих, многие приезжали без рабочей визы. Но на это смотрели сквозь пальцы: они вносили свой вклад в экономическое процветание и не претендовали на общественное финансирование, поскольку не получали никаких социальных пособий. Так они и жили сами по себе, кучкуясь возле китайских фабрик и образовав там своего рода анклав. Большинство из них были земляки – они приехали из приморского города Вэньчжоу провинции Чжэцзян, местности с давней историей предпринимательской миграции. Как правило, они приезжали в Италию через Франкфурт по трехмесячной туристической визе, а когда срок визы истекал, продолжали работать тайно – оказываясь таким образом в уязвимом положении и, что не удивительно, подвергаясь эксплуатации.

К 2008 году в Прато было зарегистрировано 4200 китайских фирм и 45 тысяч китайский рабочих, что составило пятую часть населения города (Dinmore, 2010a, 2010b). Они производили в день 1 миллион единиц готового платья – по подсчетам муниципальных властей, достаточно, чтобы за 20 лет одеть все население земного шара! Тем временем местные итальянские фирмы, чей бизнес потеснили китайцы, в условиях нарастающей конкуренции с Индией и Бангладеш стали в массовом порядке высвобождать рабочую силу. К 2010 году у них числилось 20 тысяч работников, на 11 тысяч меньше, чем в 2000-м. Мельчая, фирмы все чаще переводили сотрудников с постоянной работы на сдельную.

Затем случился финансовый шок, затронувший Прато точно так же, как и другие старинные промышленные районы Европы и Северной Америки. Банкротства следовали одно за другим, рос уровень безработицы, недовольство переходило в возмущение. Всего за несколько месяцев левых политиков оттеснила от власти ксенофобская Лига Севера. Она сразу же начала наступление на китайцев, организуя ночные рейды на их фабрики и в подпольные цеха, сгоняя бесправных китайцев и обвиняя их во всех несчастьях. А в это время политический союзник Лиги премьер-министр Сильвио Берлускони заявлял во всеуслышание о своих намерениях победить «армию зла», как он называл нелегальных мигрантов. Потрясенный посол КНР поспешил покинуть Рим, заметив, что все это становится похоже на события времен нацизма 1930-х годов. При этом, как ни странно, китайское правительство не спешило забирать мигрантов обратно.

Но проблемы создавали вовсе не местные фанатики, недолюбливающие чужаков. Многое зависело и от самого китайского анклава. Пока старинные фабрики Прато старались выжить в конкурентной борьбе, вынуждая итальянских работников искать альтернативные источники дохода, иммигранты создали общину внутри общины. По имеющимся сведениям, «исход» из Китая организовала китайская мафия, она же и руководила анклавом, хоть ей и приходилось бороться за это с преступными группировками из России, Албании, Нигерии и Румынии, а также с итальянскими мафиози. Ее влияние не ограничивалось одним лишь Прато. Китайские преступные группы были связаны с китайскими компаниями, занимаясь инвестированием в строительство инфраструктурных объектов в Италии, в том числе они предложили многомиллионный проект «китайского терминала» рядом с портом Чивитавеккья.