Авнер Грейф - Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли

Подобный скоординированный подрыв отражает следующее: ни один индивид, недовольный существующим институтом, не может изменить его, однако благодаря индивидам, действующим коллективно, такое изменение возможно [159].

Например, они могут подорвать институт, объединяя свои ресурсы и используя их для увеличения выигрышей, получаемых другими людьми, следующими той форме поведения, которую они хотят институциализировать. Ресурсы необходимы, потому что институционализированное поведение – это наилучшая реакция каждого, и чтобы подтолкнуть человека к усвоению пока еще не институционализированного поведения, необходимо поменять мотивацию (например, изменяя убеждения, относящиеся к последствиям этого поведения).

Как только поведение достаточно большого числа людей сдвигается к новому самоподдерживающемуся поведению, лучшим ответом всех остальных будет принятие этой формы поведения. Предыдущий институт подорван, и происходит институционализация нового поведения. Как только достигнут такой результат, необходимость в трате ресурсов на стимулирование этого поведения может отпасть.

Чтобы проиллюстрировать этот динамический подход к институциональным изменениям, я дам оценку опыта Венеции и Генуи эпохи зрелого Средневековья, анализируя политический режим каждого города как институт, сформированный из следующих элементов: организация структур управления; правила выбора лидеров и поведения; нормы, правила и убеждения, разделяемые гражданами [160].

Жители поселений вокруг Венецианской лагуны основали Венецию в качестве отдельного политического образования в 697 г.; а жители Генуи организовались в общину около 1096 г. К середине XIV в. Венеция и Генуя стали двумя наиболее успешными в коммерческом отношении морскими городами-государствами Итальянского полуострова.

Возвышение обоих этих городов отражает возможности торговой экспансии, обеспеченные морским и военным упадком мусульманских и византийских сил в Средиземноморье, особенно в XII в. В этот период оба города оказались в политическом вакууме: ни Византийская империя (отстаивающая свою власть над Венецией), ни Священная Римская империя (претендовавшая на Геную) были не в состоянии по-настоящему вмешиваться в локальные политические процессы.

В результате упадка центральной власти в обоих городах важнейшими элементами социальной организации стали кланы и династии [Hughes D., 1978]. Как отмечает Херлихи, «семья в форме корпорации или консорциума с большим успехом, нежели нуклеарное домохозяйство, могла защитить свое богатство и статус… [что усиливало] семейную солидарность, по крайней мере в среде аристократических классов» [Herlihy, 1969, p. 178]. И в Генуе, и в Венеции наиболее сильные кланы согласились на политическую кооперацию, необходимую для отстаивания их экономических интересов [161]. Итоговые политические институты регулировали особого рода транзакцию: они мотивировали членов сильных городских кланов и семей делегировать политические полномочия и ресурсы в обмен на политический порядок и экономические выгоды от коллективного действия.

Политическая организация в Генуе и Венеции внешне кажется одинаковой. Оба города управлялись олигархиями, политические лидеры de jure избирались всеми гражданами и подчинялись закону. На вершине венецианской политической системы стояли дож и герцогский совет. Генуя сначала управлялась консулами, а после 1194 г. – одним или несколькими представителями исполнительной власти, называемыми podesta (власть), и советом ректоров. Политические институты, установившиеся в Венеции и Генуе с конца XII в., в равной мере могли поддержать межклановую кооперацию, которая первоначально подстегивала коммерческую экспансию и способствовала политическому порядку.

Несмотря на эти сходства, истории двух городов сильно отличаются. Венеция оказалась способной поддержать политический порядок в меняющемся экономическом окружении и мобилизовать ресурсы для обеспечения экономического процветания даже после упадка торговли с Дальним Востоком. На протяжении этого периода привязанность членов общества к клановой структуре постоянно снижалась. Напротив, в Генуе политический порядок часто нарушался, что способствовало экономическому упадку города. При этом социальная и политическая значимость кланов постоянно росла.

Как объяснить различие в траекториях этих городов, обладавших сходными начальными условиями, внешними возможностями и базовыми политическими структурами? Чтобы понять эти истории и их долгосрочные последствия, я предлагаю изучить институты этих городов. Происхождение двух различных институтов Генуи и Венеции не является главным вопросом нашего анализа. И все же институциональные отличия, которые объясняют относительный успех Венеции, вероятно, отражают институциональное наследие поста дожа, изначально более равное распределение межклановой военной мощи и богатства, а также наличие ряда талантливых лидеров, которые координировали и развили определенные элементы институтов Венеции.

И в Генуе, и в Венеции первоначально были созданы политические режимы, которые оказались достаточно самоподдерживающимися, чтобы способствовать межклановой кооперации и экономическому процветанию. Однако институты Генуи были самоподрывающимися, тогда как институты Венеции – самоусиливающимися.

Чтобы развить это рассуждение, я перейду к рассмотрению квазипараметров – таких как богатство городов, сила popoli (незнатных жителей), а также социальные идентичности кланов. Понять последующую историю городов можно, изучив динамику этих квазипараметров в двух различных институциональных равновесиях. Изменения квазипараметров Генуи подорвали политический порядок, сделав институты города восприимчивыми к относительно незначительным экзогенным сдвигам в силе кланов, торговых возможностях и уровне внешней угрозы. В случае Венеции изменения квазипараметров возымели противоположный эффект.

В течение первого столетия существования Генуи (1096–1194 гг.) выборные консулы были политическими, административными и военными лидерами. Эти консулы являлись представителями основных генуэзских кланов [Hughes D., 1978, p. 112–113]. Контроль над консулами позволял кланам получать экономическую выгоду от ресурсов и власти города.

Поведение этих консулов и представляемых ими кланов определялось убеждением в том, что кланы готовы использовать друг против друга военные силы, если им представится возможность заполучить политическую власть над городом.

Таким образом, самоподдерживающийся институт, который регулировал взаимоотношения между кланами, основывался на взаимном сдерживании: каждый из двух главных генуэзских кланов ожидал, что другой будет использовать свою военную силу для получения политической власти и экономического господства в городе, но от перехода к соответствующим действиям их удерживала военная сила другого клана.