Габриэль Тард - Преступник и толпа (сборник)

Как дворянство старого порядка, современная столица осталась хранительницей дуэли. В моей статье по этому поводу я пытался доказать, что дуэль стала главным образом городским явлением, и что без больших городов этот предрассудок исчез бы очень быстро. С 1880 до 1889 год из 598 дуэлей, внесенных в ежегодник Ferreus, 491, по моим расчетам, – парижского происхождения; остальные 107 ведут происхождение из Марселя, Лима, Лиона, Лиможа и т. д., не существует, так сказать, сельской дуэли, как будто потому, что сельская честь слишком мизерна, чтобы заслуживать обращения оружия против ее нарушителя. Преобладающая форма городской дуэли – литературная, довольно, поэтому, безобидная.

Есть исключения из этого правила; таково, например, драматическое дело Ain Fezza, разбор которого заканчивается теперь, когда я исправляю корректурный лист этой страницы.

Жан-Мари Висконти пользовался убийцами иного рода: он травил собаками миланских буржуа.

В одном уголовном процессе, о котором сообщил мне один уважаемый археолог, виконт de Gérard, разбиравшемся в 1653–1654 годах в сарлатском суде, один из потерпевших целых 8 дней содержался в подземной темнице в замке некоего М… на хлебе и на воде, и был освобожден только после уплаты крупной суммы.

По поводу истории испанской литературы Brunettière (Revue des Deux Mondes, март 1891) замечает, что рыцарский роман был отцом уголовного романа, посвященного подвигам разбойников и мошенников. От Амадиса до Картуша и Мадрена буквально один шаг. Разве эти последние не «странствующие рыцари» в своем роде? Нельзя ли сказать, что по мере того как общество складывается, организуется и упорядочивается, лица, которые в прошлом были бы рыцарями, превращаются в настоящих мошенников? Не играет ли здесь роли своеобразный взгляд на возможность, не ударяя палец о палец и не имея полушки, жить на дворянскую ногу, – как на своего рода point d’honneur? В наше время такое point d’honneur легко приводит к тюрьме и каторге. История говорит нам о временах Карла V, когда такой взгляд приводил к завоеванию Мексики или Перу.

Не забудем, однако, что это заражение преступностью от аристократии всегда вознаграждалось и, по большей части с избытком, в особенности же в XVIII веке, ее благотворным влиянием. Особый характер как добродетелей, так и пороков народа ведет свое начало от прежних вождей. Если чувство рыцарской чести вульгаризовалось во Франции, где оно выражается в частых дуэлях, если высокомерная гордость и независимость характеризуют теперь испанца, а энергия и любовь к свободе – англичанина, то это не простой только вопрос расы: позволительно видеть в этом результат векового влияния аристократии на все эти нации. Ясно, что из подражания когда-то правившим классам всякий испанец хочет быть идальго, и самый последний французский плебей дерется теперь на дуэли. Прежде поединок был аристократической привилегией, как и рыцарская честь.

В повышенной преступности этого странствующего персонала виноват не только плохой подбор: известно, что независимо от безнравственности всякий меньше стесняется убить или обокрасть чужеземца, в среде которого он живет, у которого он даже гостит, чем своего соотечественника.

Другой пример: посмотрите внимательнее на первую карту Atlas de statistique financeire 1889 года, относящуюся к сбыту крепких напитков, – вы увидите на ней, что тот же самый цвет простирается на бассейны Луары, Дордоньи и Гаронны.

Земли, быстро обогащающиеся, бывают лучше в нравственном отношении, если их богатство является плодом усиленного труда. Двадцать лет тому назад бретанские департаменты считались среди 30 наиболее преступных: теперь они находятся в числе 30 наилучших. В этот промежуток времени Бретань обратила на себя внимание прогрессом земледелия.

Несомненно, что имеет значение и иммиграция иностранных рабочих, и алкоголизм, как и при устьях Роны.

В последние годы заметно небольшое уменьшение этих преступлений, но было бы несвоевременно основывать серьезные надежды на числовом колебании, может быть, случайном, может быть, чисто кажущемся, так как это преступление – одно из тех, относительно которых прокурорскому надзору предоставляется самое широкое усмотрение. Если снисходительность публики доходит и до сердца судей, то нет ничего удивительного, что они относят теперь к оставленным без последствий протоколы, которые несколько лет тому назад были бы поводом для возбуждения следствия.

Англия в этом отношении, как и во многих других, выгодно отличается от континента. Из составленной Колаянни статистической таблицы (см. его «Sociologia criminale», т. II) видно, что на этой островной территории пропорция несовершеннолетних преступников-мужчин в промежуток между 1861 и 1881 годами с 7373 спустилась до 4688, а пропорция несовершеннолетних женщин – с 1428 до 795. То же исключительное понижение замечается в Испании. Нужно заметить, что чем меньше рождаемость, тем хуже воспитываются дети. В Англии семьи остались сильными и многочисленными.

Факт, который, если бы он был точно установлен и обоснован на удовлетворительных статистических данных, мог бы нас успокоить, это – уменьшение военной преступности. Это новая тема, с которой доктор Корр ( Archives d’Anthropologie criminelle, 15 марта 1891) выступил одним из первых. Он задался мыслью вычислить отдельно собственно военные преступления и преступления против общего права. Оставив в стороне первые, которые нас мало касаются и пропорция которых тоже, впрочем, уменьшилась почти на одну треть за 50 лет, он нашел, что французская армия насчитывает по одному преступлению или проступку против общего права на 466 человек в 1839 году; на 483 человека в 1849 году; на 437 человек в 1865–66 годах и на 738 в 1885 и 1886 годах. Улучшение зависит, конечно, от обязательной для всех службы. Прежде право замещения себя другими наполняло полки заместителями из подонков общества. По мере того как стирались различия между нацией и армией, нужно было ожидать, что дурные или хорошие особенности, свойственные последней, станут менее резкими. Итак, военная преступность, самоубийства (если не дуэли) военных уменьшились. Следовательно, хотя военная преступность, несмотря на свое уменьшение, и остается выше преступности остальной нации (как бы ни оспаривал этого д-р Корр), нужно все-таки радоваться этой новой, уже настолько заметной, по крайней мере во Франции, тенденции: ведь престиж армии в среде нашего народа стал не менее заразителен, чем престиж столиц, и разделил с последними наследство аристократии старого режима. Настоящие современные аристократы – это офицеры наших полков, которым все больше и больше все подчиняются и подражают, так как все служат или служили в солдатах. Разница между военным и штатским соответствует до известной степени разнице между горожанином и сельским жителем. Полк – это очень сплоченный и хорошо организованный город.