Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 1

Вскоре туннель стал расширяться, появилось множество сводчатых входов в другие туннели, большая часть которых была засыпана землей и камнями. Через какое-то время под его спотыкавшимися ногами появились каменные плиты, неровные и выщербленные – в лучах его сферы они испускали собственный необычный свет. Потолок постепенно начал уходить вверх, и синее сияние хрустальной сферы уже до него не доставало; Саймон услышал странный звук, возможно, над ним пролетело какое-то существо.

«Где я? Неужели пещеры под Хейхолтом настолько глубокие? Доктор говорил, что замки находятся под замками, и дальше вниз, до самых костей мира. Замки под замками… под замками … »

Саймон остановился, сам того не заметив, повернулся к одному из перекрестков и вдруг увидел себя со стороны – оборванный, измазанный в грязи, голова раскачивается из стороны в сторону, как у слабоумного. С нижней губы свисает струйка слюны.

Вход в туннель не был заблокирован, а из черной арки плыл диковинный аромат высушенных цветов. Саймон шагнул вперед, провел рукой, теперь похожей на кусок бесполезного мяса, по губам, держа другой на весу хрустальную сферу…

Красиво! Красивое место!..

Он увидел помещение, идеальное в голубом свете, идеальное настолько, словно его покинули совсем недавно. Высокий сводчатый потолок с изысканным переплетением линий, узор, изображавший куст терновника или цветущую виноградную лозу, извилины тысяч текущих по лугу ручьев. Круглые окна были забиты мусором, из них внутрь сыпалась грязь, и на выложенном плиткой полу лежали кучи ила, но все остальное осталось нетронутым. Саймон заметил кровать – настоящее чудо из тонкого резного дерева – и стул, изящный, точно кости птиц. В центре комнаты находился фонтан из полированного камня, и казалось, что в любой момент из него забьет вода.

«Дом для меня. Дом под землей. На этой кровати можно спать, спать и спать, пока Прайрат, король и солдаты не перестанут меня искать и не уйдут … »

Саймон сделал несколько неуверенных шагов и остановился возле кровати, обнаружив на ней чистый и незапятнанный, как паруса благословенных, соломенный тюфяк. Из ниши за ней на Саймона смотрело лицо прекрасной женщины – статуя. Однако что-то в ней было не так: слишком резкие черты, слишком глубоко и широко посаженные глаза, скулы чересчур высокие и острые. И все же лицо невероятной красавицы, запечатленное в прозрачном камне, навеки застывшее с печальной и мудрой улыбкой на губах.

Саймон протянул руку, чтобы осторожно прикоснуться к высеченной в камне щеке, задел ногой раму кровати, мягко, как шаг паука, но она рассыпалась в прах. А еще через мгновение, когда он с ужасом смотрел на статую в нише, она превратилась в пепел под кончиками его пальцев, и женские черты в одну секунду исчезли. Саймон отшатнулся, свет его сферы вспыхнул и сразу потускнел. Следом в пыль обратился стул, словно его никогда и не было, за ним изящный фонтан, и тут начал сползать вниз потолок, и Саймон больше не видел переплетения ветвей. Сфера моргнула, когда он метнулся к двери, и, как только Саймон снова оказался в коридоре, голубой свет окончательно погас.

Саймон снова оказался в темноте и услышал плач. Прошла долгая минута, и он, пошатываясь, двинулся вперед, в бесконечные тени, размышляя о том, у кого еще могли остаться слезы.

Теперь течение времени он определял лишь урывками. Где-то уже далеко он бросил использованную хрустальную сферу, и она навсегда осталась лежать в темноте, жемчужина на черном дне тайного моря. В конце разумная часть его метавшихся мыслей, уже не ограниченных границами света и тени, сообщила ему, что он все еще спускается вниз.

Спускаюсьвниз, вяму. Спускаюсь вниз.

Куда я иду? К чему?

От тени к тени, так всегда путешествует поваренок.

Мертвый Олух. Призрачный Олух.

Он будто плыл по течению, дрейфовал… Саймон думал о Моргенесе с его редкой бородкой, которую поглощало пламя, думал о сияющей комете, что горела над Хейхолтом… думал о себе, спускавшемся – или поднимавшемся? – сквозь черное пространство пустоты, точно маленькая холодная звезда. Течение.

Пустота была абсолютной. Мрак сначала казался лишь отсутствием света и жизни, но потом начал обретать собственные качества, становился узким и удушающим, когда туннели сужались. Саймон перебирался через россыпи мусора и переплетенные корни или проходил через высокие, темные тайные помещения, наполненные воздухом и пергаментным шелестом крыльев летучих мышей. Нащупывая путь в огромных подземных галереях, слушая приглушенный шорох собственных шагов и шипение осыпавшейся со стен земли, Саймон полностью лишился чувства направления. Он вполне мог идти вверх по стене или блуждать по потолку, точно обезумевшая муха. Исчезло право и лево, когда его пальцы находили массивные стены и двери, что вели в другие туннели, он бездумно двигался дальше ощупью, попадая то в узкие коридоры, то в большие пещеры, где летали невидимые летучие мыши.

Призрак Олуха?

Саймона со всех сторон окутывал запах воды и камня. Его обоняние и слух, казалось, обострились в этой слепой, черной ночи, и, когда он ощупью пробирался вперед, неизменно вниз, его омывали ароматы полуночного мира – влажная суглинистая земля, почти такая же богатая, как хлебное тесто, безликий, но резкий дух камней, трепещущие запахи мха и корней и навязчивая сладковатая вонь маленьких гниющих существ, живых и умиравших. И надо всем висел проникавший всюду кисловатый минеральный привкус морской воды.

Морская вода? Лишенный зрения, он слушал, стараясь уловить гулкий шум океана. Как глубоко он оказался под Хейхолтом? До него доносились лишь слабые шорохи копавших землю существ и собственное хриплое дыхание. Неужели он умудрился пройти под неизмеримым Кинслагом?

Там! Слабые музыкальные тона, звон в дальних глубинах. Капающая вода.

Он спускался вниз. Стены были мокрыми.

«Ты мертв, Саймон Олух. Призрак, обреченный на скитания в пустоте.

Света нет. Его никогда и не было. Запах и тьма? Слышишь громкую пустоту? Так было всегда».

У него остался лишь страх, но и этого было достаточно – он боялся, значит, он жив! Да, его окутывала темнота, но еще был Саймон! И они не являлись единым целым. Пока нет…

А потом, так медленно, что он довольно долго не замечал разницы, свет вернулся, слабый и тусклый, и сначала перед бесполезными глазами Саймона висели лишь цветные точки. Затем – странное дело – он заметил перед собой что-то темное, более глубокую тень. Сгусток извивавшихся червей? Нет. Пальцы… рука… его рука! Он видел ее очертания, омытые слабым сиянием, а на смыкавшихся стенах туннеля разглядел толстый слой переплетенного мха, испускавшего собственный свет – бледное, бело-зеленое мерцание, которого хватало лишь на то, чтобы показать ему еще более непроглядный мрак туннеля и тень его собственных рук.