Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 1

– Стойте! – голос Моргенеса громом прокатился по комнате, и Саймон, несмотря на страх и смущение, вновь восхитился тем, что из такого хрупкого тела исходит столь оглушительный звук.

Доктор стоял перед эркингардами, необычным образом сложив пальцы. Неожиданно воздух между Моргенесом и удивленными солдатами начал изгибаться и мерцать. Казалось, будто пустое пространство становится все плотнее по мере того, как руки Моргенеса исполняют диковинный танец. На мгновение факелы высветили перед Саймоном всю сцену, словно она застыла на древнем гобелене.

– Благословляю тебя, мальчик, – прошептал Моргенес. – Уходи! Немедленно!

Саймон еще на один шаг отступил в туннель.

Прайрат протолкнулся сквозь строй ошеломленных эркингардов, расплывчатая красная тень за стеной воздуха. Одна из его рук метнулась вперед, кипящая сверкающая сеть из синих искр ударила в глыбу воздуха, Моргенес пошатнулся, и его барьер начал таять, точно ледяной щит. Доктор наклонился и взял две бутыли с подставки на полу.

– Остановите мальчишку! – крикнул Прайрат, и Саймон вдруг увидел глаза над алым плащом… холодные, черные глаза змеи, которые, казалось, держали его… приковывали к месту…

Мерцающая панель из воздуха исчезла.

– Взять их! – прошипел граф Брейагар, и солдаты бросились вперед.

Саймон словно завороженный не сводил с них глаз – он хотел бежать, но не мог, теперь ничего не осталось между ним и мечами эркингардов, за исключением… Моргенеса.

– ENKI ANNUKHAI SHI’IGAO! – подобно каменному колоколу, прогрохотал голос старого доктора.

В комнате взвыл ветер, погасивший факелы. В центре вихря стоял Моргенес, в каждой руке которого была зажата бутыль. После нескольких мгновений темноты раздался грохот, потом последовала ослепительная белая вспышка – разбилось стекло бутылей, и пламя взметнулось вверх. В один миг огонь разбежался по плащу Моргенеса, по рукавам и капюшону, и его голову окружили потрескивавшие языки пламени. Саймона отбросила назад ужасная волна жара – и доктор снова к нему повернулся.

Лицо Моргенеса уже начало меняться, окруженное ослепительным туманом.

– Иди, мой Саймон, – выдохнул он, и его голос был полон пламени. – Мне уже слишком поздно. Иди к Джошуа.

И когда Саймон в ужасе отступил назад, хрупкая фигура доктора, испускавшая сияние, выросла, и он прыгнул, широко раскинув руки, на вопивших и дрожавших от ужаса солдат, которые бросились обратно к разбитым дверям, отталкивая друг друга. Адское пламя рванулось вверх, тут же почернели потолочные балки, и даже стены содрогнулись. На краткий миг Саймон услышал, как хриплый голос Прайрата смешался с последними звуками агонии Моргенеса… затем последовали ослепительная вспышка и оглушительный грохот.

Жаркий воздух хлестнул Саймона и отбросил в глубину туннеля, одновременно дверь захлопнулась с таким звуком, словно на землю обрушился Молот Судного Дня. Ошеломленный Саймон услышал, как со скрежетом ломаются балки и рушится крыша, потом дверь содрогнулась от мощного удара упавших обожженных дубовых стропил и камня.

Саймон довольно долго лежал, дрожа от рыданий, а жар высушивал его слезы. Наконец он сумел подняться на ноги и, опираясь рукой о теплый камень, спотыкаясь, побрел вниз и вперед, в темноту.

Голоса, множество голосов – то ли звучавших у него в голове, то ли в лежавших вокруг тревожных тенях, Саймон сказать не мог, – были его единственными спутниками в тот первый ужасный час.

Саймон Олух! Он сделал это снова, Саймон Олух !

Его друг мертв, его единственный друг, будьте к нему добры, будьте добры!

Где мы?

В темноте, в темноте навсегда, чтобы метаться подобно летучей мыши, точно вопящая душа, по бесконечным туннелям…

Теперь он Саймон Странник, обреченный на скитания, и вопросы…

Нет. – Саймон задрожал, пытаясь заглушить громкие голоса. – Я вспомню. Я не забуду красную линию на старой карте, буду искать Лестницу Тань’я – чем бы она ни оказалась. Я буду помнить холодные черные глаза убийцы Прайрата, буду помнить моего друга… моего друга доктора Моргенеса …

Он опустился на усыпанный песком пол туннеля, рыдая от беспомощного, бессильного гнева, его сердце едва слышно билось в этой вселенной черного камня. Мрак душил, давил, не давал дышать.

Почему он так поступил? Почему не пытался бежать?

Он умер, чтобы спасти тебя, глупый мальчишка, – и Джошуа. Если бы он побежал, они стали бы вас преследовать; Прайрат обладает сильной магией. Вас поймали бы, и у них появилась бы возможность броситься в погоню за принцем, выследить его и вернуть в темницу. Моргенес умер, чтобы этого не произошло .

Саймон ненавидел звук собственных рыданий, трусливое хныканье, с которым никак не мог справиться. Так продолжалось до тех пор, пока его голос не превратился в хриплый скрежет – с ним он мог жить, но только не с сопливым мычанием заблудившегося в темноте Олуха.

Его тошнило, у него кружилась голова, но он вытер лицо рукавом рубашки и тут только почувствовал вес хрустальной сферы, которую Моргенес успел вложить ему в руку. Свет. Доктор дал ему свет. А еще пергаменты, которые давили ему на живот, – последний подарок Моргенеса.

Нет , – прошептал голос, – предпоследний, Саймон Странник .

Саймон тряхнул головой, пытаясь избавиться от липкого бормочущего страха. Что сказал Моргенес, когда привязывал блестящую безделушку к тонкой лапке воробья? Будь сильным с этой тяжелой ношей? Почему же он сидит в темноте, скулит и распускает слюни – разве он не ученик Моргенеса?

Саймон поднялся на ноги, голова у него по-прежнему кружилась, его била отчаянная дрожь. Он чувствовал гладкую теплую поверхность сферы под пальцами и посмотрел в темноту, туда, где должны были находиться его руки, одновременно думая о докторе. Как мог старик так часто смеяться, ведь мир вокруг полон скрытого предательства и красивых вещей, внутри которых прячется гниль? Так много тени и так мало…

Перед ним вспыхнула булавочная головка света – крошечная дырочка в скрывавшем солнце покрывале ночи. Саймон потер сферу сильнее, не сводя с нее взгляда. Свет расцвел, заставляя тени отступить; стены туннеля, окрашенные сияющим янтарем, возникли справа и слева, и ему вдруг показалось, что его легкие наполнились воздухом. Он мог видеть!

Короткий восторг испарился, когда он оглядел коридор. На него набросилась такая головная боль, что ему показалось, будто задрожали стены. Туннель оставался невыразительным, одинокая дыра, пробитая под замком, украшенная гирляндами бледной паутины. Позади Саймон увидел перекресток, который успел пройти, зияющий рот в стене, и вернулся к нему. Быстрое сияние хрустальной сферы показало, что там ничего нет, если не считать груды мусора, исчезавшей в темноте, за границей слабого света сферы.