Сара Маас - Башня рассвета

Вернувшись в Эридунское гнездо, Сартак оставил Кадару в большом зале. Меж тем показ достопримечательностей продолжался. Принц не стал подтрунивать над Несариной и предлагать ей путешествие по веревочным лестницам, опоясывающим склоны горы. Он воспользовался внутренними лестницами и переходами. Если она хочет побывать на двух соседних горах, – как бы невзначай сообщил Сартак, – туда придется лететь или идти по мостам. Мосты были веревочными: между нижними веревками крепились дощечки, верхние служили перилами. Едва взглянув на мост, Несарина заявила, что сегодня она к такому путешествию не готова.

Одно дело – лететь на Кадаре. Несарина доверяла птице, доверяла хозяину рукки. Но качающийся мост, как бы надежно он ни был построен… Ей бы понадобилась хорошая порция крепкого вина, прежде чем решиться по нему пройти.

Но много интересного было и внутри горы, которая называлась Рокаль (Шептун). Его собратья, составлявшие Доргос, назывались Арик (Вещун) и Торке (Крикун). Так их прозвали из-за звуков, издаваемых ветром, когда он дул над их склонами и вершинами.

Самым крупным и наиболее обжитым был Рокаль. Его жемчужиной считался Альтунский зал возле вершины. Но и в недрах горы Несарина едва успевала вертеть головой, когда принц вел ее по ветвящимся коридорам, показывая разные помещения.

Чего здесь только не было! Кухни и небольшие каменные гостиные, жилье руккинов, мастерские и, конечно же, гнезда рукков. Несколько птиц имели такое же золотистое оперение, как Кадара. У других оно состояло из разных оттенков коричневого: от светлого до почти черного. На нижних ярусах были кузницы, изготовлявшие оружие и доспехи. Металл выплавляли из местной руды. В дубильных мастерских готовили кожу для седел и делали сами седла. Сартак показал Несарине и подобие лавок, где можно было обменять меха и шкуры на домашнюю утварь и иные полезные вещицы.

Последним местом, куда они поднялись, были площадки для упражнений и состязаний на вершине Рокаля.

Вершина горы была широкой и плоской. Никаких стен или ограждения не было. Из построек – только небольшой круглый домик, служивший укрытием от ветра и холода. Туда же выходила и лестница.

Несарине вспомнился подъем на минарет. Она и сейчас, поднявшись в домик, хватала воздух ртом. Но стоило ей открыть дверь и вновь оказаться на пронизывающем ветру, как у нее окончательно перехватило дыхание. Теперь уже от вида, что открывался с вершины.

Несарина уже летала над горами и между горами. Но в полете картина все время менялась. Здесь можно было стоять и неторопливо рассматривать другие вершины, покрытые снегом, нетронутые и дремлющие с незапамятных времен. Неподалеку, внизу, блестело узкое вытянутое озеро. Его окружали две одинаковые горные гряды. Вода в озере была зеленовато-голубой. Над ним мелькали тени рукков.

Такую первозданную, суровую красоту она видела впервые. В сравнении с этими громадами она казалась себе ничтожной букашкой, и одновременно что-то внутри твердило ей: она – часть всего этого, и ее настоящая родина здесь.

Сартак стоял рядом и смотрел туда же, куда смотрела Несарина. Они словно объединили свои глаза. Когда Несарина обратила внимание на широкую гору, одиноко стоящую в дальнем конце озера, принц тихо вздохнул. На темных склонах горы не росли деревья. Ее вершину и часть примыкающих уступов покрывал снег.

– Это Арундин, – тихо пояснил Сартак, будто боясь, что ветер услышит. – Четвертый Певец.

Со стороны Арундина дул холодный, стремительный ветер.

– Но певец особый. Молчаливый. Мы так и зовем эту гору – Молчун.

Несарина ощутила странную тишину, висящую над вершиной. Гора отражалась в водах озера. Казалось, нырни туда – и обнаружишь другой мир. Мир теней.

– Почему? – спросила Несарина.

Сартак отвернулся, словно ему было тяжело долго смотреть на Арундин.

– На склонах этой горы руккины хоронят мертвых. Если подлететь ближе, ты увидишь, что все склоны покрыты множеством сульде. Единственные памятники тем, кто покинул наш мир.

Вопрос, вертевшийся на языке Несарины, был неуместным и даже невежливым, но она все же спросила:

– Когда настанет день, где вы прикажете положить ваше тело? Здесь или на священной земле степей, где покоятся ваши предки?

Носком сапога Сартак ковырял гладкий камень, слагавший вершину горы.

– Я еще не сделал выбор. Двум частям моего сердца предстоит затяжная война.

Несарина поняла его ответ. Принца разрывало между двумя областями.

В вечной тишине Арундина было что-то манящее, но вершина Рокаля заявляла о себе криками и лязгом металла, напоминая о площадках для состязаний.

Их было несколько, и ни одна не пустовала. Мужчины и женщины в летных доспехах упражнялись в стрельбе из лука, метали копья и состязались на мечах. Между ними расхаживали воины постарше. Эти отдавали распоряжения, указывая на ошибки в положении тела или оружия.

Лучники собрались в дальнем конце. Когда Сартак и Несарина прошли туда, на них почти не обратили внимания.

Стрелять на ветру, когда зябнут руки… Несарина взялась прикидывать в уме, как будет стрелять она. Здесь требовалось особое мастерство. Местные лучники вызывали у нее искреннее восхищение. Мишенями служили подобия человеческих фигур. Вполне ожидаемо среди стрелков обнаружилась и Борта, чьи длинные косы вились на ветру.

– Что, братец, снова решил прокатиться по льду на заднице? – усмехаясь, спросила Борта.

Чувствовалось, она предвкушала развлечение.

Сартак опять заливисто рассмеялся, выбирая лук себе по руке. Потом взял колчан, повесил на плечо. Сестру-по-очагу он бесцеремонно оттолкнул бедром и с щегольской небрежностью приладил стрелу. Прицелившись, Сартак выстрелил. Стрела угодила в шею мишени.

– Недурно для их высочества, – заявила Борта. – Ну а ты? – спросила она Несарину.

Несарина не строила иллюзий. В таких условиях она еще не стреляла. Сбросив тяжелый шерстяной плащ, она кивнула Борте и подошла к стойке с луками и стрелами. Горный ветер сразу набросился на ее кожаные доспехи, но Несарина перестала слышать шепот Рокаля, едва ее пальцы коснулись резного дерева. Здесь были луки из тиса и из рябины. Несарина выбрала тисовый, проверила его тяжесть, гибкость, силу отдачи. Достойное боевое оружие.

В этом луке ощущалось что-то знакомое, словно ей встретился давний друг. Пока была жива мать, она вообще не притрагивалась к луку. В последующие годы, когда весь мир состоял из горя и оцепенения, телесные упражнения, где требовалась сила и сосредоточенность, превратились в настоящую отдушину. Там она забывалась. Там же училась жить заново.

Интересно, пережил ли кто-то из ее прежних наставников нападение на Рафтхол? Сумели их стрелы поразить драконов или хотя бы замедлить наступление, чтобы спасти кому-то жизнь?