Робин Хобб - Волшебный корабль

– Нас продадут, – не без насмешки сообщил он Уинтроу. – И теперь мы рабы – пока не сдохнем. Или надо убить кого-нибудь и удрать.

Выражение лица у него было довольно-таки вызывающее, но Уинтроу чувствовал, что весь его протест – только на словах. Только на словах он еще и мог хорохориться. У других и на это сил не осталось. Они сидели, стояли, лежали – и просто ждали, что будет с ними дальше. Уинтроу узнал это состояние духа. Так вели себя всерьез искалеченные. Если не трогать их – так и будут сидеть, глядя в никуда и временами вздрагивая от озноба.

– Не могу поверить… – услышал Уинтроу свой собственный шепот. – Не могу поверить, что Торк отцу не сказал.

Выговорив это вслух, он вдруг спросил себя, а с какой стати, в общем, он взял, что Торк кому-то что-то расскажет? Видимо, он окончательно поглупел. Доверил свою судьбу идиоту, садисту и подлецу. Почему он не послал отцу весть, почему в самый первый день все не рассказал содержателю? И если уж на то пошло – зачем удрал с корабля? Уж так ли там было плохо? По крайней мере, виден был конец мучениям: дождаться пятнадцатилетия – и он вышел бы из власти отца. А теперь? Теперь никакой надежды впереди. И никакой «Проказницы», которая могла бы в трудный час его поддержать.

Стоило подумать о ней – и в груди поднялась страшная волна горестного одиночества. Он предал ее. И сам себя загнал в рабство. И это не сон, это реальность. «Теперь я – раб! Отныне и навсегда!»

Уинтроу опустился в грязную солому, лег на бок и подтянул колени к груди, сворачиваясь, как зародыш в утробе. Ему показалось, он услышал рев ветра, доносившийся издалека…

Проказница безутешно покачивалась на легкой волне, катившейся через гавань. Между тем день был хорош. Солнце так и играло на белоснежных куполах баснословной Джамелии. Ветер сегодня тянул с юга. Он смягчал холодок зимнего дня и относил прочь смрад, источаемый другими невольничьими кораблями, стоявшими поблизости на якорях. Весна была близко. Дальше на юге, куда, бывало, водил ее Ефрон, фруктовые деревья уже окутались облаками розового и белого цветения. Там, на юге, царила красота и было тепло. Но ей предстояло плавание на север, в Калсиду.

У нее внутри наконец-то умолкли пилы и молотки; все переделки были завершены – она окончательно превратилась в невольничье судно и готова была принять на борт первую партию товара. Сегодня погрузят остаток съестного припаса, а завтра начнут размещать в трюмах рабов. И она выйдет из джамелийской гавани. В одиночестве. Уинтроу с нею больше не будет. Зато как только она поднимет якорь, в донном иле проснется морской змей – или даже не один – и последует за нею. Отныне змеи будут ее непременными спутниками в плавании. Вчера, когда порт затих на ночь, со дна поднялась маленькая тварь и осторожно закружилась между невольничьими кораблями. Подобравшись к Проказнице, она высунула из воды голову и с опаской посмотрела на изваяние. И было что-то такое во взгляде морского создания, отчего у Проказницы перехватило ужасом горло. Она даже вахтенного позвать не смогла. Будь на борту Уинтроу, он сразу почувствовал бы ее испуг и явился на помощь…

Проказница заставила себя (хотя это оказалось весьма нелегко) не думать о нем. Его больше нет; придется ей самой о себе позаботиться. Утрата запускала в сердце острые когти. Проказница пыталась не признавать ее. Она не желала думать ни о чем скверном – и все. «Какой день хороший стоит…» Она стала слушать легкий плеск волн, чуть заметно покачивавших ее у причала. «Как все мирно…»

– Корабль, а корабль… Проказница!

Она неторопливо подняла голову и посмотрела вверх и назад. На баке стоял Гентри. И окликал ее, перегнувшись через фальшборт.

– Послушай, Проказница, не могла бы ты… прекратить это? Людям и так не по себе. У нас уже двоих матросов недостает. Не явились из увольнения на берег. И я думаю – это оттого, что ты их напугала!

«Напугала? Что такого пугающего в моем одиночестве? Или в змеях, которых все равно никто не видит, кроме меня?»

– Проказница… Я сейчас Финдоу пришлю, чтобы он тебе на скрипке сыграл. А меня на несколько часов отпускают на берег, и я тебе клятвенно обещаю, что буду повсюду разыскивать Уинтроу. Я тебе обещаю!

«Они что, всерьез думают, что меня это утешит? Если они найдут Уинтроу и силой притащат его назад, чтобы заставить снова служить мне, – они полагают, я от этого сразу стану послушной и всем довольной? А что, Кайл, может, именно так и думает. Разве не так он с самого начала Уинтроу на борт приволок? Кайл никакого понятия не имеет, что это такое – добровольное рвение».

– Проказница, – взмолился Гентри. – Пожалуйста! Пожалуйста, прекрати так раскачиваться! Смотри, вода сегодня гладкая, как стекло! Другие корабли стоят себе, не шелохнутся! Пожалуйста…

Ей было жаль Гентри. Он был хороший старпом. И очень способный моряк. Он ни в чем перед ней не провинился, и определенно не стоило его мучить.

А ее саму – стоило?

Она попыталась собраться с силами. Гентри был отличный моряк. Он заслуживал хотя бы краткого объяснения.

– Я теряю себя… – начала она и сама ощутила, как странно прозвучали эти слова. Она попробовала начать заново: – Все не так скверно, когда знаешь, что кто-то должен вернуться. Но когда ждать становится некого, мне делается… не за что ухватиться. И я начинаю думать… Нет, не то слово. Не думать – это скорее как сон, хотя мы, живые корабли, и не спим. Но все равно это как сон, и в этом сне я – не я, а кто-то другой… Кто-то… или что-то. И еще ко мне прикасаются змеи, и это хуже всего.

Выслушав, Гентри не успокоился, а, наоборот, явно разволновался.

– Змеи? – переспросил он с сомнением.

– Гентри, – повторила она очень тихо, – Гентри, здесь, в гавани, полно змей. Они прячутся внизу, в донной грязи.

Он тяжело перевел дух.

– Да, ты мне уже говорила. Но, Проказница, никто больше не замечает их присутствия. Быть может, ты ошиблась?

Он ждал ответа. Она отвернулась.

– Будь здесь Уинтроу, он бы тоже почувствовал. Он-то знал, что я не капризничаю.

– Ну, – протянул Гентри неохотно, – боюсь, Уинтроу здесь нет. Я знаю, это тебя очень расстраивает. А может, и пугает… самую чуточку. – Он помолчал, а потом заговорил ласково, утешающе, словно она была беспокойным ребенком: – Что ж, может, там, внизу, вправду змеи. Но если даже и так, то что мы с этим можем поделать? Да они нас и не трогают. Так, может, не стоит и внимания на них обращать, а?

Она попыталась заглянуть ему в глаза, но он отводил взгляд. Что, интересно, он вообще думает о ней? Что она навоображала себе змей? Что она спятила от горя после бегства Уинтроу?

– Я не свихнулась, Гентри, – сказала она тихо. – Мне… очень тяжело оставаться одной, это так. Но я не схожу с ума, нет. Я, может, даже яснее кое-что вижу, чем раньше. Вижу по-своему, а не по-вестритовски.