Робин Хобб - Волшебный корабль

– Нет, исчезнуть она не могла, – проговорила бабушка медленно. – Сновидческие шкатулки не исчезают. Даже если их открывали.

– А откуда ты столько всего знаешь про эти шкатулки? – поинтересовалась Малта с любопытством. Налила себе чаю, хорошенько подсластила медом и стала ждать ответа.

– Однажды такую шкатулку прислали моей подруге. Она открыла ее и увидела сон. И приняла ухаживания того молодого человека. Он, однако, скончался, не дожив до свадьбы. Насколько мне известно, несколько лет спустя она вышла за его брата.

– Вот оно как. – Малта зачерпнула еще ложку овсянки. – Мне трудно представить, чтобы я пошла за торговца из чащоб! Даже если они как бы наша родня и всякое такое прочее. Вообразите себе только: целоваться с каким-нибудь… бородавчатым! Завтракать с ним по утрам!

– С лица воду не пить, – заметила бабушка холодно. – В мужчине внешность не главное. Когда ты это поймешь, я, может, и начну обращаться с тобой как со взрослой. – И ее неодобрительный взгляд обратился в сторону дочери. – Так. Ну и что мы теперь собираемся делать?

Мать Малты покачала головой.

– А что нам остается? Надо как можно вежливее пояснить, что подарок, мол, так уж вышло, оказался утрачен прежде, чем мы смогли вернуть его. И что мы не берем на себя смелости вести речь об ухаживании, поскольку Малта слишком еще молода.

– Но не можем же мы сказать им, что потеряли подарок! – воскликнула бабушка.

– А что еще нам остается? Солгать? Объявить, что мы оставляем его у себя – а ухаживание тем не менее отвергаем? Или притвориться, будто мы вообще не получали шкатулки и ничего не произошло? – С каждым новым предположением голос Кефрии делался все язвительнее. – Кончится тем, что мы в еще более дурацкое положение попадем. Лучше сделаем вот как: раз уж я шкатулку не уберегла, я напишу письмо и возьму вину на себя. Я напишу, что убрала ее в безопасное, как мне думалось, место, но наутро она исчезла. Я принесу самые искренние извинения, предложу возмещение за обиду. Но в праве ухаживать я все-таки откажу, постаравшись как-нибудь потактичнее сформулировать: подобный подарок для столь юной девушки как бы не вполне…

– Согласно понятиям жителей чащоб – в самый раз, – не согласилась бабушка. – И в особенности это касается семьи Хупрус. Их богатство попросту баснословно, так что для мальчика сновидческая шкатулка, вероятно, не более чем безделушка.

– Мм… А может, нам взять да и выдать за него Малту? – предложила Кефрия весело. – Нам сейчас богатые родственники очень даже пригодились бы.

– Мама! – воскликнула Малта раздраженно.

Она терпеть не могла, когда мать начинала подобные разговоры.

– Я пошутила, Малта, так что, пожалуйста, не надо истерик. – Кефрия поднялась из-за стола. – Ладно. Письмо сочинять придется нелегкое, а времени у меня мало – «Кендри» скоро отправится в путь. Так что пойду займусь.

– Заверь их, что, если шкатулка отыщется, она будет немедля возвращена, – предложила бабушка.

– Конечно. И я намерена еще раз обыскать свою комнату. Но лучше все же для начала я составлю письмо, а то «Кендри» так и уйдет!

И мать Малты поспешила к себе.

Малта зачерпнула последнюю ложечку овсянки, но сделала это недостаточно быстро.

– Малта, – негромко, но твердо произнесла бабушка. – Я все же хочу спросить тебя еще один, последний раз, не ты ли стащила шкатулку из комнаты матери. Нет-нет, не торопись отвечать, прежде подумай. Подумай, что все это будет означать для чести нашей семьи, для твоей собственной репутации. А потом скажи мне правду, и я обещаю, что не буду припоминать тебе твою первоначальную ложь.

Бабушка ждала ответа, она даже придерживала дыхание и смотрела на Малту… как змея.

Малта отложила ложку.

– Я ничего не стащила, – ответила она дрожащим голосом. – Не понимаю, как ты можешь обо мне такое подумать? Что я вообще кому сделала, чтобы меня все время в чем-то обвиняли? Вот бы мой папа был здесь! Он бы увидел, как здесь без него со мной поступают. Думаю, не такой жизни он хотел для своей единственной дочери!

– Да уж, твой папа. Да он при нынешних обстоятельствах тебя бы с радостью продал, как подросшую телку, тому, кто больше заплатит, – оборвала ее бабушка. – Так что не надо ручки заламывать. Свою мать ты таким образом можешь надуть, но меня – нет. Я тебе откровенно скажу. Если ты взяла-таки сновидческую шкатулку и открыла ее, это уже достаточно скверно и придется нам попотеть, выпутываясь из создавшегося положения. Но если ты будешь упорствовать во лжи и надумаешь утаить шкатулку… ох, Малта! С ухаживанием, предлагаемым одной из главнейших семей Дождевых чащоб, нельзя обращаться так легкомысленно. Поверь, сейчас не время для твоих детских забав. В денежном смысле – мы стоим на краю. Если нас до сих пор что и спасало – так только то, что люди знают: мы верны данному слову. Мы не лжем, не обманываем, не крадем. Мы честно выплачиваем долги. Но если нам перестанут верить, если наше слово перестанет что-либо значить – мы пропали, Малта. Пропали! И тогда, хоть ты и совсем юна, придется тебе участвовать в выплате возмещений…

Малта медленно поднялась на ноги. Она бросила ложку, и та громко звякнула о тарелку.

– Мой отец, – сказала она, – скоро возвратится домой. С тугим кошельком денег, заработанных тяжким трудом. Он выплатит все твои долги и защитит нас от разорения, которое твое упрямство на нас навлекло. Нам не пришлось бы переживать никаких трудностей, если бы дедушка продолжал торговать в верховьях реки, как все нормальные люди, у которых живые корабли есть! Если бы ты послушала Давада и продала нижние земли или хоть позволила ему привести туда рабов, чтобы они работали за долю прибыли, мы бы сейчас жили припеваючи! Так что не мое упрямство привело нас на край, а твое! Твое!

Пока она произносила свою речь, на лице бабушки суровое выражение сменилось потрясением, а под конец ее губы побелели от гнева.

– Вот как? – спросила она. – Ты, значит, внученька, у нас под дверьми подслушиваешь? Слушаешь, о чем умирающий человек со своей женой говорит? Я, знаешь, Малта, много чего о тебе думала, и хорошего, и плохого. Но я никогда не предполагала, что ты за старшими возьмешься шпионить.

Малта покачала головой, холодно глядя на бабку.

– Мне тут все объясняют, что значит быть взрослой женщиной. Знать все владения и состояние дел, чтобы уметь распознать выгоды и опасности. Но ты, по-моему, любой выгодой готова рискнуть, лишь бы моего отца в неведении держать. Он для тебя вообще не член семьи, так ведь? Ну да, рожать детей и мою мать по мелочи радовать – тут он тебе куда как хорош. Но дальше пусть не суется! А то как бы твоим планам не помешал! А план у тебя простой – удержать при себе власть в доме, хотя бы это всю семью разорило!