Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

Он раскрыл правую ладонь и прошептал несколько слов. Между пальцами его загорелся небольшой огонек. Он сразу же узнал подвал. Повернул голову и взглянул на Меч. Черная тень возвышалась за его спиною, недвижная уже тысячи лет. Он отштанулся так далеко, как только сумел. Непосредственный контакт с клинком высасывал силы быстрее, чем открытая рана. Та сеехийка знала об этом, но с какой-то мрачной решимостью держалась за жизнь, а ее упорство пробуждало в нем худшие из инстинктов. С настоящим наслаждением он спускался сюда ночами и учил ее покорности.

Луп, луп, луп.

Он почувствовал боль. С правого запястья сочилась нитка крови, с левого – тоже. Это было понятно, если они хотели его здесь приковать, должны были заклеймить лезвием. Рана, оковы, охватившие руки, врастающие в кожу. После смерти ведьмы цепи жаждали новой жертвы.

Уголком глаза он заметил красное пятно под стеной. Храмовый плащ, обутая в сандалию нога. Магический свет не был слишком силен, тем паче сейчас, когда Меч высасывал из него силы. Он прищурился. Это был Клессен. Багрянец его одежд мешался с иным, более глубоким, почти черным, что брал свое начало в широкой ране на горле, пятнал грудь и вытекал тонкой струйкой в сторону клинка. Меч алкал крови и не мог допустить, чтобы пропала хотя бы капля ее.

Он быстро осмотрелся и напротив трупа инквизитора увидел то, что ожидал. Судя по всему, храмовой страже понадобится новый Кулак Битвы.

Но это ничего, успокоил он себя, ничего. Он еще жив. Кем бы ни были богохульники, они, вероятно, думали, что порезанных запястий хватит, чтобы он истек кровью. Это ошибка, серьезная ошибка, потому что он выживет и найдет их. Найдет и…

Луп, луп, луп, бряк.

Как если бы некто упустил медный поднос. В звук этот внезапно вторгся скрип когтей и шелест трущихся друг о дружку чешуек. А потом, прежде чем он успел разгадать эти отзвуки, в подземелье ворвалась смерть. Длиной более семи локтей, покрытая костяной бронею туша двигалась, казалось, противу законов природы, сгибаясь и ломаясь под невероятными углами. Словно кости и мышцы размещались у нее под кожей согласно некоей небывалой, алогичной схеме.

На миг тварь сделалась неподвижна, поняв, как видно, что человек не сумеет ни сопротивляться, ни бежать. Она остановилась в нескольких шагах перед ним, таращась янтарными зенками в лицо жертвы. Длинный, белый язычище вывалился меж треугольными зубами, обнаженными словно в пародии на улыбку.

А Тиг-гер-Френн, Великий Ключник Храма и второй после архижреца, заорал и намочил штаны. В последний миг он успел подумать еще, что двадцать лет назад, прежде чем они начали кормить Меч жизнью других людей, клинок его просиял бы светом сердца звезды. Но не теперь.

А смерть улыбнулась еще шире и прыгнула ему навстречу. Ее-то наверняка никто не обвинит в неумелости.

Магический огонек угас куда быстрее, чем скулеж жреца.

День завершился красивейшим закатом солнца.

Был это один из тех закатов, когда солнце, погружаясь в море, подсвечивает, кажется, его поверхность снизу, пока горизонт не начинает пылать всеми оттенками багрянца. Стояло безветрие, но воздух был насыщен чудесными ароматами, приведшими к тому, что люди дышали полной грудью и невольно улыбались. Любой честно работающий человек скажет, что в такой вечер нет ничего лучше кружки холодного пива в обществе приятелей да сплетен до поздней ночи.

Альтсин опирался о стену, отделявшую Клавель от остального города, и смотрел в сторону моря.

Расположенная ниже Старая Пристань, квартал моряков, рыбаков и корабелов, облачилась в пурпур последних лучей солнца и выглядела воистину чудесно. Белые стены домов, таверн и складов насытились цветом старого вина, тени же меж ними выглядели словно мазки кистью безумного художника. Вид этот воистину был достоин картины. По крайней мере – наброска.

У вора нынче не было никакой работы, кроме как любоваться видами. Вот уже с десяток лет Высокий город отделился от остального Понкее-Лаа стеной, достраивая очередные ее фрагменты по мере того, как Совет собирал на это деньги. Графы и бароны, как из древних родов, так и нувориши, купившие титулы уже после ухода империи, не желали, похоже, чтобы моряки, мелкие купцы, рыбаки и прочая голытьба беспрепятственно заходили на их прекрасные улицы. А поскольку Клавель располагался ближе прочих районов Высокого города к порту, его стена была самой высокой и самой охраняемой.

Альтсину потому не оставалось ничего иного, как радоваться игре света и тени в расположенных ниже районах города. Впрочем, если в Понкее-Лаа и существовало нечто более постоянное, чем восходы и заходы солнца, то был им именно распорядок дня баронессы Левендер. А это означало, что в любой момент Санвес выйдет из калитки в стене.

Едва он об этом подумал, как скрипнули петли, раздалось подобострастное «Добрый вечер, господин», и мимо прошествовала высокая, худощавая фигура. Вор некоторое время мерил ее взглядом, со смесью веселости и неприязни посматривая на облегающие кожаные штаны, шелковую рубаху, атласный плащик, элегантно переброшенный через плечо, и светлые локоны, в модном беспорядке ниспадающие на спину. Дамский угодник, язви его.

Альтсин свистнул в два пальца и отклеился от стены. Санвес остановился, оглянулся через плечо и довольно глупо оскалился.

– У меня весточка от Толстого. – Альтсин не развлекался приветствиями.

– О-о-о? Он наконец вспомнил обо мне?

– Скорее, за три дня не успел о тебе позабыть. Пойдем-ка, присядем. – Альтсин указал на ближайший пристенок. – У меня нет желания привлекать толпу, когда ты примешься плакать и стенать.

Они прошли, сели. Светловолосый некоторое время наслаждался закатом солнца. Вор бесцеремонно ткнул его в бок:

– Тебе придется уйти из города. Как можно быстрее.

Одна бровь франта поползла вверх:

– Но отчего? Я ведь отдал деньги…

– Именно, отдал. Потому он считает тебя одним из своих людей. Потому прислал меня. Тебя разыскивает Фленвас Деранс и вся гильдия мясников.

– Зачем?

– Речь идет о новом блюде. Называется «Паштет из идиота», или как-то так. Из того, кто соблазнил дочку мастера гильдии, а после вывесил ее белье с вышитой монограммой на главном флагштоке порта. Деранс, похоже, узнал, кто это был.

Альтсин с удовольствием наблюдал, как лицо Санвеса попеременно то бледнеет, то краснеет.

– Когда найду того, кто…

– И что тогда? Убьешь ее? Папаша прижал доченьку, и та все пропела. Особенно после того, как пошел слушок, что ее любимый вспахивает уже другую деву. Она хотя бы хороша, та баронесса?

Санвес фыркнул свысока:

– Я о таком не разговариваю.

– Ясное дело. А вот вывесить бабскую комбинацию на флагштоке – это совсем другое дело. Хе-хе-хе. Никто не любит Фленваса, потому все хорошенько повеселились, ведь нет ничего лучше, чем наплевать в суп надутому придурку, но скажи, зачем ты это сделал?