Питер Бретт - Дневная битва

Инэвера быстро убрала кости в мешочек, вскочила на ноги и вышла из гадальной палаты. Ахман собрался на тренировочную площадку. Она поймала его за руку.

– Этот чин поможет тебе стать шар’дама ка, – прошептала она. – Прими его как брата, но держи на расстоянии копья. Однажды придется убить его, чтобы тебя признали Избавителем.

Той же ночью в городе объявили тревогу, ей вторили дребезжание колокольчиков и женские крики по всему Подземному городу. Первую стену проломили.

Это было немыслимо. Неслыханно.

И тем не менее наступил Ущерб, а кости сказали, что Ахман встретится с завеном. Может, землепашец убил его? А вдруг они имели в виду не землепашца? Что, если Алагай Ка и впрямь поднялся из бездны, а Ахман в этот миг стоит перед ним? Готов ли он, если сегодня началась Шарак Ка?

Наутро показалось, что так и есть, и Ахман был готов. Скальный демон снес большие врата, перебил десятки воинов и расчистил путь для сотен алагай. В истории Копья Пустыни такого еще не случалось; размах катастрофы был столь велик, что у самых отважных стыла в жилах кровь.

Но Ахман отбил нападение, запечатал врата и спас бессчетное количество воинов. На пару с землепашцем он схватился со скальным демоном на полу Лабиринта и запер его для солнца. Но тому повезло, и он сбежал.

Однако цена оказалась высока. За ночь полегло свыше трети красийских воинов, а демон, как выяснилось, был личным врагом землепашца. Андрах потребовал его смерти, и Ахман поставил на кон свою репутацию в открытом противостоянии с вождем, назвал землепашца Пар’чином, смелым чужестранцем. Северянин спасся, а Ахман сохранил голову на плечах только благодаря широкой поддержке шарумов и главных дама.

– Мне нужно добыть еще крови Пар’чина, – сказала Инэвера.

– Запросто! – рассмеялся Ахман. – Пар’чин часто проливает кровь в Лабиринте, но это всегда обходится дорого алагай.

На следующий раз он принес ей тряпку, так щедро пропитанную кровью землепашца, что хватило на целый фиал. Инэвера прикрепила к многослойному темному донышку частицу хора и поставила холодовую метку, чтобы сохранить содержимое.

В ночь, когда Пар’чин принес Копье, Инэвера лично подала ему чай. Ахман не поверил глазам, но ей хотелось подобраться к древней вещи как можно ближе. Землепашец ничего не сказал о происхождении Копья изумленным шарумам, но Ахману признался, что нашел его в развалинах священного города Анох-Сан.

Тяжелые шторы трапезной задернули наглухо, а Инэвера надела меченый браслет. С тех пор как она в последний раз подавала чай, прошли годы, но отточенный ритуал впечатался ей в память еще в бытность най’дама’тинг, и она смогла сосредоточиться на Копье. В свете Эверама оно сверкало, как солнце, – мощь, возможная лишь при сердцевине из демоновой кости. Красота сотен взаимосвязанных меток неописуема, а такого металла Инэвера в жизни не видела.

– Это честь для меня, дама’тинг, – произнес Пар’чин, когда она нагнулась, чтобы наполнить его чашку.

Его красийский был безупречен, манеры безукоризненны. В улыбке не таилось коварства. Либо он заправский вор и мастер лицедейства, либо не знает, как поступает ее народ с осквернителями гробниц.

– Это честь для нас, Пар’чин, – возразила Инэвера. – Ты первый северянин, который приложил свое копье к нашим.

«И осмеливается смотреть нам в глаза, пытаясь у нас же его похитить», – добавила она про себя.

И снова посмотрела на Копье. Ее одолевало желание изучить его как положено, но дама’тинг недвусмысленно запрещалось прикасаться к оружию. Великая ирония, ибо это Копье, несомненно, изготовила одна из них.

Не было уже сомнений и в том, что это подлинное санитское изделие с начинкой из кости демона. Независимо от происхождения, Копье будет жалить алагай так, как не разило никакое другое за тысячелетия. Но в стародавние времена у шар’дама ка было много подобного оружия, он раздавал его сыновьям и военачальникам Каджи. Что же это – одно из многих копий или настоящее Копье Каджи, изготовленное из священного металла самой Дамаджах? Есть только один способ проверить.

Ей хватило легчайшего мановения руки, чтобы зацепиться за острие шелковым рукавом. Когда она выпрямилась, Копье потянулось за ней и вспороло материю.

Инэвера ахнула и расплескала чай, притворившись, будто споткнулась. Шарумы, что стояли на коленях вокруг низкого стола, отвели взоры, как бы не замечая ее оплошности, но Пар’чин проворно поймал одной рукой чайник и поддержал ее другой.

– Благодарю, Пар’чин. – Инэвера взглянула на откатившееся Копье и увидела, что хотела.

По древку тянулся тонкий, почти незримый шов. Его не удалось бы разглядеть без меточного зрения. Шов остался после того, как древняя Дамаджах обмотала сердечник тонким листом священного металла.

Пар’чин вернул Копье Каджи.

– Сегодня ночью. – Инэвера взволнованно расхаживала взад и вперед.

Она знала, что Пар’чин обретет силу, но случившееся превзошло ее самые безумные фантазии.

– Я давно жду. Убей его и забери Копье. На рассвете ты объявишь себя шар’дама ка и через месяц будешь править всей Красней.

Она уже составляла план его возвышения. Андрах постарается остановить его или убить, но шарумы больше верны Джардиру. Если воины увидят, что Ахман убивает демонов на полу Лабиринта, они повалят за ним гуртом, начиная с самых обязанных.

– Нет, – ответил Ахман.

Инэвера не сразу поняла смысл.

– Кревах и Шарах сразу примут тебя, – рассуждала она, – но с Каджи и Маджах придется повозиться… Что? – Она повернулась к нему. – Предсказание…

– К Най предсказание! – отрезал Ахман. – Я не стану убивать друга, что бы тебе ни сказали кости демонов. Не стану грабить его. Я шарум ка, а не тать в ночи.

Гнев, охвативший Инэверу, оказался слишком сильным даже для нее, чтобы согнуться. Звук пощечины эхом отразился от каменных стен.

– Глупец – вот ты кто! Сегодняшняя ночь – развилка, на которой возможное становится неизбежным. К рассвету одного из вас объявят Избавителем. Тебе решать кого – шарум ка Копья Пустыни или кладбищенского вора с севера.

– Мне надоели твои предсказания и развилки – твои и других дама’тинг! – рявкнул Ахман. – Это всего лишь догадки, при помощи которых вы помыкаете мужчинами. Но я не предам друга ради тебя, и плевать, что ты видела в своих меченых кусках дерьма алагай!

Инэвере почудилось, что рушится все, что она строила больше двадцати лет. Неужели она зашла так далеко лишь для того, чтобы ее придурковатому супругу не хватило мужества убить человека, который осквернил усыпальницу Каджи? Издав пронзительный вопль, она замахнулась снова, но Ахман перехватил и завел вверх ее руку. Она секунду боролась, но он оказался намного сильнее.