Питер Бретт - Дневная битва

Это важный урок, и она, если не ошиблась в предположении, преподаст его снова. Перед ними стояли Кадживах, Ашан, Аймисандра, Хошвах и Ханья, а также племянницы Ахмана Ашия, Шанвах и Сиквах.

– Святой Избавитель, Ханну Паш призвал моего сына Асукаджи одеться в белое, – говорил Ашан, – но моя дочь Ашия, твоя кровь, получила от дама’тинг черное. Это оскорбление.

– Ты должен холить и лелеять дочерей, Ашан, – ответил Ахман. – Если они входят во дворец дама’тинг, ты, может статься, их больше не увидишь. Нет никакого бесчестия в том, чтобы быть даль’тинг. – Он указал на Кадживах.

Ашан глубоко поклонился женщине:

– Святая мать, я не хотел проявить неуважение.

Кадживах отвесила ответный поклон:

– Я не сочла твои слова неуважением, Дамаджи. – Она повернулась к сыну, и, хотя тот сидел семью ступенями выше, со стороны показалось, будто мать взглянула свысока.

– В даль’тинг нет ничего позорного, сын мой, зато есть бремя. Бремя, которое я и твои сестры несли годами. Примешь ли ты закон в защиту мужа, что бьет дитя, в жилах которого течет твоя кровь?

Ахман поворотился к Инэвере, но она опередила его, не дав открыть рот.

– Кости не призывали их. – Ее слова прозвучали тихо, слышно ему одному, благодаря тому что она сидела подле него на возвышении. – Ты сделаешь шарумом калеку?

Ахман насупился, но тоже ответил негромко:

– Хочешь сказать, мои племянницы не лучше калек?

Инэвера помотала головой:

– Я говорю, что они предназначены для другого. Для величия, возлюбленный, не обязательно принимать сан. Ты знаешь по себе. Если хочешь, я заберу девочек во дворец дама’тинг и обучу их так же, как обучали в Шарик Хора тебя.

Ахман секунду смотрел на нее, после чего кивнул и повернулся к остальным:

– Девочек заберут во дворец дама’тинг в качестве даль’тинг и там обучат. Они станут кай’тинг, когда выйдут замуж, наденут к черным платками и одеждам белые покрывала, их с этого дня будут носить и мои сестры с матерью. Любой мужчина, который ударит не только дама’тинг, но и кай’тинг, лишится либо провинившейся конечности, либо жизни.

– Избавитель… – начал Ашан.

Ахман оборвал его легким взмахом Копья:

– Ашан, я сказал свое слово.

Униженный Дамаджи отступил, и Инэвера встала. Ударила в ладоши и потерла руки, взирая на трех девочек – еще таких молодых и покладистых. Правду сказать, она понятия не имела, что с ними делать, но такое случалось.

«Сажай семена, какие имеешь, – сказано в Эведжах’тинг, – ибо они могут принести неожиданные плоды».

Инэвера вывела девочек из большой палаты через личный выход. На пороге уже ждали Кева с Энкидо, которые благодаря отменной акустике слышали каждое слово.

– Девочек нужно по четыре часа в день учить грамоте, пению и постельным пляскам, – сказала Инэвера Кеве. – На остальные двадцать они поступят в распоряжение Энкидо.

Ашия ахнула, Шанвах вцепилась в нее. Сиквах заплакала.

Инэвера не обратила на них внимания, обратилась к евнуху:

– Сделай из них что-нибудь толковое.

Едва показалась знакомая окраина Лощины, желудок Лиши успокоился. Хорошо быть дома. Селения беженцев, каждое на своей великой метке, сливались воедино с невероятной скоростью.

Но вот раздался окрик, и караван резко остановился. Лиша высунулась из окна и увидела на границе центральной великой метки отряд «деревянных солдат». Пятьдесят всадников на боевых конях перекрыли дорогу. Их лакированные деревянные доспехи сверкали на солнце. Шорох в кустах на обочине выдал лучников, одетых легче – в кожу; каждый натянул тетиву и держал еще две стрелы наготове.

Позади солдат стояли сотни лесорубов, кое-кто с копьями, остальные – с орудиями своего изначального труда. Некоторых Лиша узнала. Большинство – нет.

– Что это значит? – крикнул Каваль.

И Лиша поняла, что кретин потянулся за копьем. Она распахнула настежь дверцу кареты, бросилась бежать со всех ног и в итоге растянулась во весь рост. В страхе на миг схватилась за живот, но стиснула зубы и оттолкнулась от земли.

– Госпожа Лиша! – вскричала Уонда и спрыгнула с лошади. Лиша встала прежде, чем подбежала девушка, и отмахнулась. Как она и ожидала, все красийцы взялись за копья, тогда как лучники казались готовыми сбить их наземь, а уж потом расспросить.

– Уберите копья! – завопила она.

Ее крик не усиливала магия хора, но Лише достался от матери еще один дар – громовой голос. Все взоры обратились к ней. Никто и не подумал разоружиться.

– Кто ты такая, чтобы командовать солдатами графа Тамоса? – осведомился верховой.

Он восседал на ладном скакуне, в отличие от других, которые довольствовались откормленными энджирскими рысаками, а его плащ крепился золотой цепью. Шлем украшала капитанская кисточка.

– Я госпожа Лиша Свиток, травница Лощины Избавителя, – ответила Лиша, – и я буду признательна, если меня не заставят зашивать раны, нанесенные слишком ретивыми мужами, у которых чешутся руки пустить стрелу.

– Лесорубовой Лощины, – поправил капитан. – И вы опоздали. Ваш песчаный вестник прибыл неделю назад и не сказал, что вы приведете за собой половину красийской армии.

Каваль фыркнул:

– Будь на дороге сотая часть армии Избавителя, ты бы, мальчик, свалился с лошади от грохота наших шагов.

Капитан оскалил зубы, и Лиша метнулась вперед, вклинилась между ними:

– Придержи язык, наставник, и не позорь мой приезд.

Гаред и Уонда встали с боков: Уонда – пешая, а Гаред – на своем гарроне-тяжеловесе возвышался над самыми рослыми всадниками. «Деревянные солдаты» зашептались. Слава Гареда обогнала его и в очередной раз подтвердила правоту ее матери. Лише отчаянно захотелось изгнать из головы вид их обоих, совокупляющихся, как собаки.

– Кто ты такой, забери тебя Недра? – обратился к капитану Гаред. Гнев великана был почти осязаем. – Не надо наставлять копья на меня и моих спутников, которые пролили за эту землю кровь. Лучше опусти, пока их не забили тебе в задницу.

– Господин Лесоруб, вы не в том положении, чтобы грозиться, – улыбнулся капитан. – Вы больше здесь не командуете.

– Че?.. – Гаред сунул пальцы в рот и резко свистнул.

Лесорубы, что маячили за «деревянными солдатами», мигом рассредоточились и двинулись вокруг воинов графа. Во главе их стояли Даг и Меррем Мясники, а в фургоне Лиша увидела другие знакомые лица – Седого Йона, Томма Клина с сыновьями, Эвина Лесоруба с огромным волкодавом.

Лесорубы не стали угрожать, незачем. Самый низкорослый из них на голову выше любого графского прислужника. Скисли даже всадники. Тень же ростом чуть ли не с лошадь, кони заржали и встали на дыбы, когда он проследовал мимо. Если тварь вымахает еще больше, Эвин скоро пересядет с коня на нее.