Питер Бретт - Дневная битва

Лиша услышала хруст ребер, но наставник мгновенно вскочил на ноги, перебросил в левую руку то, что осталось от оружия, и правой выхватил нож.

– Прекратите это безумие! – крикнула Лиша, но слушать ее никто не собирался.

Стража Тамоса была готова вмешаться, но граф не отдавал приказа и с величайшим интересом наблюдал за боем. Гаред с Уондой тоже оцепенели, завороженные.

Колив устоял. Отцепил серп и взял в другую руку тычковый нож. Атаковал быстро и точно, делал ложные выпады и менял направление ударов, но Арлен отражал их небрежно, словно играл с ним. Тогда Каваль вступил в бой снова, напал сзади, намереваясь ударить в спину ножом.

Ренна рванулась, чтобы остановить его, но оказалась слишком близко к Аманвах, и Энкидо метнулся наперерез. Сгреб ее, однако она проворно выскользнула, затем стремительно вернулась и с разворота ударила соперника ногой в солнечное сплетение.

Не проронив ни звука и не утратив контроль, евнух раскрутился от удара и очутился с нею спиной к спине. Схватил ее за косу, которую перебросил через плечо и со всей мочи дернул.

Лиша решила, что схватке конец, но молодая женщина удивила ее – совершила кульбит и пролетела над евнухом. Они снова встретились лицом к лицу, и она врезала ему по животу.

На этот раз Энкидо слабо застонал, но косу не выпустил и снова дернул так, что ее лицо впечаталось в кулак и изо рта брызнула кровь. Не дав ей опомниться, ударил стальными пальцами в нервное сплетение, у нее подкосилась нога. Энкидо схватил ее за кисти и вывернул их, заставил Ренну опускаться на колено.

И Лиша, и Энкидо сочли, что на этом все, но Ренна Таннер оказалась полна сюрпризов. Она дико взрычала и перестала снижаться. Лиша могла поклясться, что она еще несколько минут не шевельнет ногой, а Энкидо весил вдвое больше, но Ренна, скрипнув зубами, ухитрилась преодолеть сопротивление его мышц и выпрямиться. Холодные глаза евнуха расширились в недоверии, когда роли переменились и теперь уже его самого принялись гнуть назад, – спина Энкидо прогибалась, как лук, а ноги затряслись от напряжения.

«Она сохраняет силу при свете дня, – сообразила Лиша. – Как Арлен».

Внезапно Ренна крутанула кистями и с легкостью преодолела запястные захваты. Она поймала Энкидо за руку – такую толстую, что не обхватила и вполовину, рванула его на себя и сгребла в горсть пояс. Евнух нанес еще несколько размашистых ударов, пока она поднимала его над головой, но девушка не обратила на них внимания и швырнула через зал так, что он пробил деревянную стену. Ошеломленный, Энкидо попытался подняться из груды обломков.

Бой Арлена с шарумами накалился до предела. Каваль и Колив атаковали с яростью, какой Лиша прежде не видывала, но Арлен с легкостью уворачивался, блокировал удары и сохранял на лице выражение хладнокровной сосредоточенности. Иногда он бил в ответ, желая лишь показать, что может это сделать безнаказанно. Он отобрал у Каваля нож и лезвием плашмя ударил наставника по виску, толкнул его на Колива. В следующий раз, когда дозорный на него бросился, завязалась короткая потасовка, которая кончилась тем, что тычковый нож Колива вонзился ему же в зад, где и остался, тогда как Арлен очутился вне досягаемости.

Лиша не притворялась, будто мышление воинов ей понятно, но она достаточно изучила красийскую цивилизацию, чтобы осознать умышленное унижение их Арленом. Схватиться с сильнейшим противником и с честью погибнуть – мечта каждого воина. Но потерпеть поражение и выжить – такое могло лишь присниться в кошмарном сне. Она улавливала стыд и бессильную ярость красийцев и почти жалела их.

Почти.

Но они хотели убить Арлена. Она услышала об этом из его уст и верила ему несмотря на сомнения.

В прошлом году когда она спросила в пути о его возрасте, Арлен ответил: «Меченый родился в Красийской пустыне четыре года назад».

«А человек под метками? Сколько ему было лет, когда он умер?»

«Его убили», – ответил Арлен, хотя так и не сказал кто.

Лиша глядела на его сражение с двумя шарумами и знала, что смотрит на двоих убийц. Людей, которые загнали его на тропу, приведшую к безумной мысли пометить собственную плоть. Участвовал ли в этом Ахман? Наверно, да, если предупреждение Аббана – правда.

Арлен – хороший человек, как бы ни поступил лично с ней. Хороший человек, которого эти люди попытались убить и почти в этом преуспели. Постыдной части ее существа хотелось узреть их страдания и сэкономить на обезболивающем, когда придется шинировать их переломанные кости.

Шарумы изготовились к новой атаке, но воздух разорвался от громового возгласа. Они застыли, едва Аманвах крикнула по-красийски:

– Немедленно прекратить!

Каваль и Колив больше не тронулись с места, но сохранили боевые стойки. Наставник покосился на дама’тинг, не забывая следить за Арленом.

– Святая дочь, ты многого о нем не знаешь. Это кровавый изменник и самозванец, что претендует на титул шар’дама ка. Убить его – дело чести.

– Наставник говорит правду, святая дочь, – кивнул Колив.

Арлен улыбнулся:

– Шарум, ответь мне: если Эверам существует, как Он покарает тебя за ложь?

Аманвах повернулась к нему:

– Значит, ты не претендуешь на роль Избавителя?

– Мы все Избавители, – сказал Арлен. – Все, кто в ночи стоит во весь рост и не прячется за метками… или в подземелье.

Он многозначительно взглянул на нее.

– Мой народ больше так не поступает, Пар’чин.

– Мой тоже. Все мы стремимся избавить человечество от алагай.

– Святая дочь, не слушай лживого чина! – призвал Каваль. – Справедливость и безопасность твоего отца требуют, чтобы мы убили его сейчас же.

– Как будто вы можете, – рыкнул Арлен. – Да, мы кровники, но долг лежит на вас. Я мог бы взыскать его нынче, но убиваю только алагай.

– Чем так опасен этот человек? – спросила у Каваля Аманвах. – Он говорит, что не притязает на титул отца.

– Он умаляет его своими словами, – взвился Каваль. – Бесчестит языческими речами и трусливо выгадывает время, дожидается случая ударить.

Лицо Аманвах осталось непроницаемо.

– Ты напал первым, наставник. Мой отец часто вспоминал Пар’чина и всегда отзывался о нем как о человеке чести.

– Он лишился ее, когда предал твоего отца в Лабиринте, – возразил Каваль.

Арлен сверкнул глазами и шагнул вперед:

– Поговорим о Лабиринте, Каваль? Давай я расскажу всем присутствующим о событиях той ночи, и пусть они рассудят, кто потерял свою честь!

Наставник не ответил и переглянулся с Коливом. Аманвах вперила в них взор:

– Итак, наставник? Что скажешь?

Каваль откашлялся:

– Мы не вправе говорить. Мы поклялись шар’дама ка молчать. Ты должна довериться моему суждению.