Питер Бретт - Дневная битва

Кеневах вскинула брови:

– Твой пост скоро кончится. – Она протянула Инэвере две палочки из слоновой кости с отделанными золотом и каменьями ручками. – Если метки точны, желудок насытится с первой палочки… – Она вынула золотой потир, инкрустированный алмазами, и погрузила его в воду. – А вода покажется чистейшим, сладчайшим питьем из всего, что ты пробовала, и утолит жажду, едва смочит горло.

Кеневах мрачно посмотрела на Инэверу:

– Если же нет… ты умрешь, как только дотронешься языком до того или другого.

По спине Инэверы пробежали мурашки. Дрожащей рукой она приняла потир.

– Это обязательно?

Кеневах покачала головой.

– Можешь отказаться, но пройдут годы, прежде чем я снова потрачу на тебя хора – если сочту нужным.

Инэвера нашла свой центр, и дрожь в ее пальцах унялась достаточно, чтобы держать палочки. Она плавно поднесла кускус ко рту.

Начала жевать и округлила глаза. Всепоглощающий голод, от которого ее шатало, исчез. Новая сила заструилась по телу, она подняла кубок и отпила.

Кеневах улыбнулась, и глаза ее вспыхнули, как только Инэвера осушила чашку. Та и вправду никогда не пила такой сладкой и бодрящей воды. Казалось, она приложилась к реке самого Эверама.

Дамаджи’тинг забрала у Инэверы палочки с потиром и передала их Мелан. Ноздри девушки раздулись, и Инэвера позволила себе легкую усмешку. Она не умерла, и Мелан теперь не помешает ей получить доступ в Палату Теней.

– Прошу вас, сестры, – произнесла она ритуальное приглашение, – ешьте и пейте от моих щедрот, ибо все мы дети Дамаджах.

Мелан взяла из чаши немного кускуса и поспешила смыть пищу глотком воды.

– Дети Дамаджах.

Кева наполнила чашку для Кеневах, престарелая дамаджи’тинг ловко орудовала палочками, за раз набрала полный рот и не уронила ни зернышка. Она сосредоточенно прожевала, затем отпила воды и чуть погоняла во рту. Наконец проглотила ее, затем осушила чашку.

– Дети Дамаджах.

Дамаджи’тинг отложила все, что держала, в сторону и повернулась к Инэвере.

– Назови лучшие проводники магии.

Инэвера помедлила, чувствуя подвох. Дамаджи’тинг могла с тем же успехом спросить, сколько будет дважды два. Глупый вопрос.

– Золото, дамаджи’тинг, – произнесла она, – а после него – серебро, бронза, медь, олово, камень и сталь. Железо не проводит магию. Существует девять драгоценных камней, которые собирают силу, начиная с алмаза, и он…

Кеневах остановила ее жестом:

– Сколько существует пророческих меток?

Снова простой вопрос.

– Одна, дамаджи’тинг. Ибо существует только один Создатель.

Эту метку наносили в центре одной грани на каждой из семи костей, и она направляла бросок.

– Нарисуй ее, – приказала Кеневах, сделала знак Мелан, и та подала кисточку, чернила и пергамент.

Последние месяцы Инэвера рисовала на песке, и кисточка показалась чужеродным предметом, но она безропотно и осторожно смочила ее, стерла излишек чернил о край чаши и принялась чертить на дорогом пергаменте.

Когда закончила, Кеневах кивнула:

– А сколько символов предсказания?

– Триста тридцать семь, дамаджи’тинг, – ответила Инэвера.

Символы предсказания не были метками, скорее словами, которые обозначали повороты судьбы – по одному в центре каждой оставшейся грани и вдоль каждой стороны семи многогранных костей, по которым читали будущее дама’тинг. Инэвера машинально взялась за свой мешочек для хора, где хранились глиняные кости со стершимися за годы усердной учебы ребрами.

У каждой кости было свое число сторон: четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать, шестнадцать и двадцать. Каждый символ таил в себе множество смыслов, они зависели от расположения окружающих начертаний и контекста. Эти значения подробно разъяснялись в Эведжах’тинг, но чтение костей больше искусство, чем наука, и постоянно порождало споры среди дама’тинг. Инэвера часто видела, как они пререкались, толкуя расклад. В исключительных случаях для окончательного решения призывали Кеневах. Мнение дамаджи’тинг не смел оспорить никто, но проигравшие не всегда выглядели убежденными.

Кеневах подала знак Мелан, и та положила перед ней чистый лист. Инэвера снова окунула кисточку На этот раз нарисовала символы мельче и закончила не сразу хотя рука ее двигалась точно и быстро. Дамаджи’тинг смотрела через ее плечо и не замедлила кивнуть, когда все было готово.

– Есть ли у тебя глиняные кости? – спросила Кеневах, как требовала того церемония.

Инэвера кивнула и извлекла из мешочка для хора глиняные кубики, которые в самом начале ей выдала дамаджи’тинг. Кеневах взяла их и положила на стол рядом с большим куском слоновой кости. Подняла последний и принялась бить по кубикам, пока от них не осталась пыль с проблесками лака.

– Есть ли у тебя деревянные кости?

Инэвера вторично запустила руку в мешочек и вынула кубики, которые старательно вырезала из деревянного бруска, покрыла символами и отшлифовала песком. На ее руках осталось множество крошечных шрамов от этих трудов.

Когда Кева вручила ей брусок, Инэвера подумала, что труднее всего будет нарисовать метки, но она не имела опыта работы с деревом, и вырезание даже простейших кубиков едва не доказало ее полную несостоятельность. Она порезалась без счета, снова и снова отбрасывала неровные деревяшки, затем отложила и брусок, решив упражняться на мыле, пока не овладеет инструментами.

Со временем простые четырех-, шести– и восьмигранники дались ей легко, однако на десятигранные кости ушли часы, несмотря на имевшиеся в Эведжах’тинг геометрические расчеты, но даже после этого одна сторона осталась чуть больше других и чаще выпадала при броске. Пришлось выбросить свое изделие и начать заново. Чтобы справиться с испытанием на право работать с хора, она должна вручить Кеневах безупречные во всех отношениях кости.

Кеневах тщательно осмотрела их и положила в жаровню. Мелан облила драгоценные, с таким трудом созданные кубики маслом и подожгла. Инэвера ждала этого, но все равно оказалась не готова столь остро ощутить потерю. Теперь уже Мелан взглянула на нее с ухмылкой.

Инэвера глубоко вздохнула, нашла свой центр, и Кеневах снова обратилась к ней взглядом:

– Есть ли у тебя такие же из слоновой кости?

Инэвера в третий раз взялась за мешочек и вытряхнула ей в руки кубики, которые вырезала из верблюжьих зубов, на сей раз вслепую, с глазами, завязанными шелковыми лентами бидо. Времени на них ушло больше, чем на деревянные, – месяцы трудов, и каждый раз, когда ей приходилось испрашивать новый зуб, ее приговаривали к недельной стирке бидо.

Кеневах покатала кости в пальцах, внимательно изучила. Затем невнятно буркнула и с удивительной силой запустила ими в каменную стену. Хрупкие кости разлетелись вдребезги. Она забрала у Инэверы пустой мешочек и бросила его в погребальный костер, где горели деревянные кубики. Бархат занялся пламенем, повалил густой черный дым.